— Если и ты в этом участвовал, то и тебе, — буду я тут вас сортировать…

В выходные меня не беспокоили, видать, самым фанатичным работникам самых мрачных учреждений тоже нужен отдых. А с утра вывели из камеры, вернули всё, вплоть до личного оружия и привели в кабинет Берии. Оказывается, здесь в небольшой внутренней тюрьме я и находился.

— Да ничего с ними не случилось, — отмахивается Берия. — Сидят в гостинице, ждут тебя, да гуляют по Москве. Сказали им, что ты занят секретными генеральскими делами. Ты сюда погляди…

Он пододвигает мне лист бумаги. Рассматриваю. Внизу корявая подпись «Павлов», а текст немецкий и характерный. Обязуюсь сотрудничать с немецким командованием и всё такое. Убойный, короче, текстик. И откуда он взялся?

— Наш, очень давний агент переслал. Вернее, не наш, грушники постарались, их креатура.

— Сразу могу сказать, что сам факт такой почты безусловно означает одно: тот агент сгорел, — реагирую уверенно, но сам усиленно копаюсь в памяти. Что бы это значило? Я же точно знаю, что не завербован. Чушь какая-то… значит, фальшивка.

— Подпись твоя? — Берия глядит непроницаемо, ловит каждое моё движение.

— Даже этого не могу сказать, Лаврентий, — пожимаю плечами. — Сейчас-то моя подпись совсем не такая, сам знаешь, но тогда, в двадцать лет, по-генеральски я не расписывался.

Разглядываю внимательнее. Теоретически могло быть и моей подписью. Берия моим размышлениям не мешает, и меня, наконец, осеняет.

— Текст на немецком языке, если ты заметил, — Берия на мою шутку слегка улыбается. — Немецкого я тогда не знал. В плену работал на шахте и нас, прежде чем допустить до работы, инструктировали по технике безопасности. В стиле «сюда не ходи, того не трогай». И давали подписать, насколько я помню, какую-то бумажку, в каких-то журналах расписываться. Пояснили, что это текст инструкции по ТБ, который нам корявенько поясняли по-русски.

— Выходит, тебе сказали, что это инструкция по технике безопасности и дали расписаться под ней? — нейтрально интересуется нарком.

— Да не помню я! — досадливо морщусь. — Столько лет прошло. Вроде подписывал что-то, но когда и зачем… чёрт его знает! Но о вербовке ни слова не было. Да кому мы там нужны были?! Солдатня и солдатня!

— Унтер-офицер, — поправляет Берия, — старший.

— Ну, да… как там временные говорили? Господа нижние чины… старший сержант по-нашему.

— Ладно, — мою судьбу нарком решает вот так, мимоходом и с лёгкостью, — всё решает немецкий текст. Был бы на русском, другой разговор. Подняли бы архивы, нашли бы твою подпись в то время, сличили… а так, не вижу толку.

Берия смахивает бумагу в стол. И после этого говорим мы много, долго и тяжело. Но прежде затребовал чаю с печеньками, — в тюрьме завтраком меня обделили, — и позвонить своим в гостиницу. Ребят надо успокоить и самому убедиться, что с ними всё в порядке.

Тот же день, время 20:40.

Гостиница «Москва».

— Товарищ генерал! — адъютант, водитель и три охранника облепляют меня со всех сторон. Хлопают по плечам, трясут руку, заглядывают в лицо, сияя счастливыми глазами. Чуть не расчувствовался.

— Ну, хватит, хватит… чего вы раскудахтались?