Было бы странно, если бы он ответил иначе. Обычно компьютеры понимают выражение «предназначена для» в самом узком смысле. Чтобы компьютер ответил «правильно» на подобный вопрос, надо перечислить абсолютно все возможные предназначения консоли.

— А эта женщина, надо полагать, как раз и занимается заполнением пакета? — продолжал допрос Нгуа.

Ответ компьютера был лаконичен:

— Да.

Нгуа подошел к женщине и ласково похлопал ее по плечу:

— Милочка, — сказал Нгуа, — слезай отсюда. Не женское это дело — мировое господство устанавливать. Тем более с нулевым статусом.

Женщина покорно кивнула, встала с кресла и отошла в сторону, уступая место доктору. Нгуа шагнул вперед и провалился в бездну.

Мстислав вылез из телепортатора, прошел шесть саженей по коридору, вошел в открытую дверь по правой стороне, споткнулся и чуть не упал. На пороге комнаты лежали два черных человека, один пожилой, другой — ровесник Мстислава. Оба были почти наги, из одежды на них были только набедренные повязки, да еще коммуникаторы, пристегнутые к предплечьям.

Напротив двери стоял стол, на котором размещалась компьютерная консоль. За консолью сидела женщина, немолодая, но очень красивая. Где-то Мстислав ее уже видел.

При виде Мстислава женщина повернулась на вращающемся кресле, ее глаза расширились, она протянула руку, схватила бластер и направила его в грудь Мстиславу. Мстислав улыбнулся.

— Не делай глупостей, женщина, — сказал он. — Моя броня выдержит попадание, а твоя — нет.

— На мне нет брони, — сказала женщина.

— Вот потому и не выдержит, — пояснил Мстислав.

И поймал в руку бластер, выпрыгнувший из кобуры.

— Москомп! — воскликнула женщина. — Кто это такой?

— Мстислав Юрьевич Рюрикович, — представил москомп Мстислава. — Третий сын Юрия Всеволодовича, великого князя Владимирского. 1236 год.

Женщина поставила бластер на предохранитель и положила на стол. Улыбнулась и сказала:

— Вспомнила, где тебя видела — в тридцатом веке. Помнишь, какой-то робот объяснял, почему нельзя идти дальше в будущее?

— Робота помню, — сказал Мстислав, — а тебя нет. В тридцатом веке я был, но тебя там не видел.

Женщина растерялась.