Говорил он так громко, что в спальне герцогини, расположенной неподалеку, все было, конечно, слышно. Одна из служанок побежала в спальню и вскоре вернулась с ответом, что госпожа де Пуатье готовится ко сну, но тем не менее выйдет к графу, пусть он ждет ее в молельне.
Итак, либо дофина не было в спальне, либо он вел себя слишком малодушно для наследника французского престола. Господин де Монтгомери, не возражая, прошел в молельню вместе с обеими служанками.
Тогда Перро, притаившийся в сумраке лестничного пролета, пробрался на площадку и спрятался за одним из настенных ковров в широком коридоре, отделявшем спальню госпожи Дианы от молельни. В глубине коридора виднелись две заделанные двери: одна когда-то вела в спальню, другая – в молельню. Перро тут же понял, что услышит почти все, что будет происходить в обеих комнатах. О, не простое любопытство руководило моим добрым мужем, монсеньор! Прощальные слова графа и какой-то тайный голос шептали ему о грозящей опасности, наталкивали на мысль, что графу готовится западня. Перро хотел быть рядом, чтобы в случае надобности помочь своему господину. К несчастью, монсеньор, ни одно из слов, донесшихся до его слуха, не может пролить ни малейшего света на темный и роковой вопрос, терзающий вас теперь.
Господин де Монтгомери не прождал и двух минут, как госпожа де Пуатье стремительно вошла в молельню.
– Что это значит, граф? – накинулась она на него. – Что это за ночное вторжение после моей просьбы не приходить сегодня?
– Я вам отвечу откровенно в двух словах, герцогиня, но сперва отпустите своих девушек. Теперь слушайте, я буду краток. Мне только что сказали, что у меня есть по вашей милости соперник, что соперник этот дофин и что сегодня вечером он у вас.
– И вы поверили? Если вы сюда примчались для проверки… – высокомерно сказала Диана.
– Я страдал, Диана, и прибежал к вам, чтоб вы исцелили меня от страданий.
– Ну что ж, вы меня увидели, вы убедились, что вам солгали, дайте же мне покой. Бога ради, Жак, уходите!
– Нет, Диана, – заявил граф, очевидно встревоженный тем, что она слишком торопилась от него избавиться. – Если утверждение, будто дофин находится у вас, оказалось ложным, то это вовсе не значит, что он не может прийти к вам сегодня вечером… а мне бы так хотелось изобличить во лжи клеветников!..
– Итак, вы здесь останетесь, сударь?
– Останусь, сударыня. Идите спать, если вам нездоровится, Диана. Я же, с вашего позволения, буду охранять ваш сон.
– Но, собственно говоря, по какому праву, сударь, вы поступаете так? – воскликнула Диана. – В качестве кого? Разве я еще не вольна в своих поступках?
– Нет, сударыня, – твердо ответил граф. – Вы не вольны превращать в посмешище всего двора честного дворянина, чье предложение вы приняли.
– Предложения меня охранять я, во всяком случае, не приму, – отчеканила Диана. – У вас нет никакого права оставаться здесь. Вы мне не муж. И я не ношу вашего имени, насколько мне известно.
– Сударыня! – в отчаянии воскликнул тогда граф. – Что мне до насмешек? О боже мой! Вы ведь знаете, Диана, что не об этом речь. Честь! Достоинство! Имя! Дело не в них, совсем не в них, а в том, что я люблю вас, что я с ума схожу, что я ревную и убью всякого, кто посмеет коснуться моей любви, будь то дофин, будь то сам государь! Мне безразлично имя того, кому я отомщу, смею вас уверить!
– А за что именно, разрешите узнать? И почему? – раздался властный голос за его спиной.
Перро вздрогнул, ибо узнал только что пришедшего по полутемному коридору дофина, ныне – нашего короля. Позади него вырисовывалось глумливое и жестокое лицо господина де Монморанси.
– Ax! – вскричала госпожа Диана и, заломив руки, упала в кресло. – Вот чего я боялась!
– А! – вырвалось у графа.