Нет, из танка все же плоховато видно. Придется рискнуть. Выглядываю и невольно опять ныряю в люк. Отвык я от фронта все же, страшновато, когда над тобой пули и осколки цвиркают. Пересиливаю себя, выглядываю. Нет, все же Кузьма почти идеально танк поставил, над холмом только кусочек башни возвышается. Так, и где же этот гад? Ага, вот он. От артиллерийских наблюдателей его дым горящего дома скрывает, из танков его почти не видно из-за маскировки, да еще и подбитый артштурм прикрывает. А он поверх этой самоходки бьет наших на выбор. Ну, фриц, держись. Сейчас прикину ориентиры. От скотина, еще одному гусеницу порвал. Бл… так на этом участке и атака захлебнется! Закрываю люк. Слышу, как облегченно вздыхает командир орудия.
— Гена, ориентир семь, правее два. Видишь подбитый артштурм? Чуть левее, заметил?
— Вижу, командир! Готов!
— Огонь!
Отвыкшие от таких звуков уши на несколько мгновений глохнут, и я не слышу, что мне говорят. Наконец в уши прорывается:
— …имо! Командир, надо добавить, уходит гад. Мы его только слегка задели!
— Поправку внес? — Угу! — Огонь! — Есть! Попали! Кто-то еще его заметил и дополнительно влепил!
Рассматриваю поле боя. Точно, наш «крестник» горит, пачкая небо жирным черным коптящим дымом. Орудие его бессильно опустилось вниз, видимо, в башню попали. Из люка на передней части корпуса наполовину вывесилось неподвижное тело без головы в черном танковом комбинезоне. Так тебе, сволочь! Наши постепенно втягиваются в город, исчезая за развалинами и чудом уцелевшими коробками зданий. Идут грамотно, сбитыми штурмовыми группами — три или четыре танка, один из которых обязательно «Ворошилов — второй», до взвода пехоты, полковушка или пара минометов, саперы. Вижу блеснувший на солнце баллон огнемета. Не сладко сегодня немцам будет, ага. Лишь бы бойцы в горячке боя не забыли о совместных действиях.
Ладно, немного повоевали, пора и честь знать. А то там Петя уже, наверное, совсем расстроился. Ну вот, уже вызывают. Радист весь напрягся, по голосу чую:
— Я, Ливень, прием.
— Ливень, говорит Третий. Приказываю вернуться на исходные. Как слышите? Прием.
— Слышу, Третий. Возвращаюсь. Конец связи.
Во, блин. Будет мне теперь головомойка. Это же новый ЧВС армии! И самое главное кто — сам бы ни за что не догадался, если бы не встретил на днях. Комиссар Кравцов! Жив, здоров и генерала получил, во как. Так что сейчас по-дружески с меня точно шкурку сдерет, чтобы зря не рисковал. Уж и не знаю, все ли ему про меня рассказали или нет, но что я — важная персона, которой участвовать в бою не положено, он знает точно.
По проспекту Сталина, до войны одной из красивейших центральных улиц Харькова, а сейчас мешанине из мусора войны — разбитых остатков машин, сгоревших танков, подбитых орудий, трупов, окруженных остовами того, что некогда было многоэтажными домами, осторожно продвигалась штурмовая группа. Легкий колесный бронетранспортер, который время от времени останавливался и высаживал разведгруппу для проверки очередного участка. За ним двигалась небольшая колонна — три танка, один из которых был снабжен бульдозерным отвалом, и три американских полугусеничных бронетранспортера. Они быстро преодолевали разведанный участок, затем опять вперед выдвигалась разведка, и бросок повторялся снова.
Сидящий в одном из бронетранспортеров капитан рассматривал нарисованные на бумаги неплохие кроки, на которых, однако, был явно изображен совершенно другой район города, и тихо матерился. Сидящий рядом с ним пожилой старшина внимательно на него поглядывал, но молчал.
— Ну что, Борис Михайлович, мы окончательно заблудились? — обратился к старшине капитан, перекрикивая шумы.
— Так точно, товарищ капитан. Надо хотя бы кого-то из наших встретить.
— Надо, — согласился капитан и проворчал себе под нос: — Или мы встретим, или нас встретят. Не знаю, что и лучше. X… себе, заблудиться в трех кварталах!
В этот момент бронетранспортер опять встал, и капитан приподнялся над бортом. Из-за передового танка к бронетранспортеру бежали два бойца, один из которых капитану был незнаком. Подбежавшие резко остановились и отдали честь. Разведчик-сержант, которого, как вспомнил капитан, звали Егором Кантарией, доложил:
— Товарищ капитан, встретили пехоту из хозяйства полковника Буняшина. Их представитель — лейтенант Горькавый.