Сталин встал, прошел вдоль стола к своему стулу, взял лежащую там пачку «Герцеговины Флор», не торопясь вернулся и сел на прежнее место. Достав несколько папирос, он их аккуратно разломил, набил трубку, раскурил. Все это время Берия сидел с невозмутимым видом восточного божка.
— С товарищем Ивановым… — вождь выпустил из трубки клуб дыма. — Он ведь у нас инженер… Поэтому решим так. Из госпиталя его увезите в санаторий. Ваш, в Кратово. Там и лечите, и расспрашивайте. Если инженер, должен многое нам по технике рассказать, да. Расспросите по технике, остальные вопросы не забывайте. Но техника, ее развитие, если помнит, то технологии — это важно. Особенно по проекту «Энормоз». Послезавтра я с ним побеседую. На даче.
Вождь опять встал, жестом усадив на место пытавшегося встать Берию. Опять сходил к своему месту, сел и начал выбивать и чистить трубку.
— Теперь с товарищем «Белым». Его слишком много народу поддерживает. Кто по идейным мотивам, кто по глупости, кто из карьерных соображений. Партийные работники, да. Большевики. Как будто товарищ Сталин не большевик. Несмотря на военное время, можно спровоцировать сильнейшее недовольство. В твоем ведомстве тоже встречаются такие. Поэтому будешь использовать только проверенных людей. Варианты решения разработал?
— Разработал, товарищ Сталин. Из-за указанных вами трудностей открытый путь решения проблемы невозможен. Поэтому решено применить вариант героической гибели от рук противника. После же гибели всплывет факт наличия в ближнем окружении шпиона, который используем как предлог для тщательной проверки окружения и знакомств товарища Хру… — заметив недовольную гримасу на лице вождя, Берия осекся: — …товарища «Белого».
— Хорошо, Лаврентий. Но неосторожно. С «норой» все проверили?
— Проверили, товарищ Сталин. Все, как рассказал товарищ Мельниченко. Сейчас аппаратуру изучаем, саму «нору». Пока неясно, чья инициатива. Но найдем, товарищ Сталин.
— Найдете? Хорошо, если так. Только надо не просто найти. Надо объяснить, нетоварищам, которые это сделали, что записывать разговоры товарища Сталина нехорошо. Так объяснить, чтобы никто больше этого даже мысленно не хотел. И еще. При проверке связей по делу товарища «Белого» не перегибайте. Второго тридцать седьмого, особенно сейчас, нам не надо. Я помню, — Сталин снова начал набивать трубку, — что органы ты от ежовских выкормышей почистил. Но соблазн большой, понимаешь? Так что все тщательно проверяй. Соблазн сделать карьеру на ложном деле очень большой, да.
— Понимаю, товарищ Сталин, и приложу все усилия.
— Хорошо, Лаврентий. Дела, которые товарищ… «Белый» открыл, постарайся перепроверить и посмотреть. Но это уже не срочно. Давно было, сейчас поздновато исправлять. Еще что по показаниям товарища Мельниченко?
— Проверили сведения о Генерале. У НАС он практически там же воюет. Армия никак не может немцев сдвинуть на несколько километров. Возможно, подозрения товарища Мельниченко и верны. Но полной уверенности у моих работников нет.
— Нет полной уверенности, говоришь? Тогда не будем пока ничего расследовать. Переведем товарища Генерала на Камчатку. Пусть поближе с союзниками отношения налаживает. А твои люди должны у него понемногу иллюзию создавать, что мы уверены — после войны американцы будут основной силой, и мы будем вынуждены с ними, как со старшими партнерами договариваться. Пусть постараются и тщательно его реакции отслеживают. Боюсь, корешок это. Причем корешок не только не выкорчеванный, но и настолько скрытый, что без дополнительных сведений мы его просто пропустили бы. Еще что?
— С «Огородником» что делать будем, товарищ Сталин?
— Пока ничего. Я запрещаю его трогать. Временно, Лаврентий, временно. Пусть воюет.
«Из сообщения Совинформбюро: Оперативная сводка за 23 ноября 1942 г.