— С чего бы начать…

— Скажи-ка, кто его убил, есть подозрения?

Здоровяк перепрыгнул небольшую лужу, оставшуюся после недавнего дождя. Засунув руки в карманы, недобро цокнул языком:

— Завёлся тут один маньяк, Энгриль его разыскивал. Думаем, от его руки и умер твой дядя.

— Что за маньяк?

— Его прозвали Душегубом. Промышляет уже два месяца. Сперва похищал и убивал только детей, но со вчерашнего дня занялся и взрослыми: убит Энгриль, а также пропал Васкер Чеф — свидетель, что накануне описал убийцу. Кроме того, Душегуб проник и ко мне в дом.

— К тебе? — исподлобья глянула я на Марка.

— Да, — почесал глаз здоровяк, — я помогал Энгрилю в расследовании, поэтому, видимо, и попал на карандаш. Чтоб его…

— Подозреваемые есть?

— Нет. Больше месяца мы с Энгрилем работали, проверили около десятка уродов, но никто не подходит на роль Душегуба.

Какое-то время прошли молча, поскальзываясь на сопливой грязевой дороге. Ветер злобно кусает за лицо и норовит залезть за шиворот.

Вокруг мелькают знакомые дома, знакомые люди, доносятся знакомые звуки и запахи. И всё тот же колючий стыд за безразличие. Что уж поделать, никогда я не любила Гавару.

— А сколько детей убил Душегуб? — сорвалось у меня.

— Зачем спрашиваешь?

— Да так… просто…

Марк скосил глаза, вспоминая:

— Четверо. То есть пятеро.

Прилично для такой маленькой дыры.

А вот и дом Энгриля — унылая темница, в которой мне довелось провести четырнадцать лет жизни. Одноэтажный дом с покатой красной крышей, местами обнажённой кирпичной кладкой и просто-таки микроскопическими окнами, отчего, помню, внутри и не бывает светло.

Раньше перед домом росло пять яблонь — осталось лишь три. Сухие ветви корчатся в агонии — в детстве я этих страшил даже боялась. Они напоминали чудовищных демонов из страшных сказок. Дядя отчего-то не умел придумывать добрые…