— Показать? — недобро ухмыльнулся Верд, снова находя пальцами крестовину меча. Не стоило заводить речь с вечера. Теперь девка точно перепугается и даст дёру. А ехать в ночь да по метели никак нельзя, тем паче с бездыханной колдуньей, которая, не ровен час, околеет по пути.
Но тут в окно замолотили. Показалось, ветер кинул горсть снега, но нет. К грохоту прибавились крики:
— Талла! Талла, золотко!
Колдунья подскочила, метнулась распахнуть двери.
— Староста!
— Доченька, милая, выручай! — мужик, не теряя времени, плюхнулся на колени. Густую чёрную бороду и огромные плечи запорошил снег, делая его похожим на одного из юродивых, что профессионально выпрашивают монетки близ монастырей и храмов. — Дана рожать вздумала! Не в срок, в пургу! За лекарем в соседнее село, как хошь, не успеть! Спасай, милая! На тебя одна надежда!
Колдунья схватила душегрею, набросила на хрупкие плечи прямо так, поверх лёгкого платья и рванула на улицу. Староста сразу успокоился, подхватился.
— Стой! — Верд успел схватить девку за подол, когда та уже выскочила за порог, и втянул обратно. — Босой собралась?
Эдак впервые, чтобы товар так страстно желал себя угробить прежде, чем охотник доставит его к заказчику.
— Ой, и правда! — заливисто рассмеялась девка, впрыгнула в валенки и припустила уже так, что проситель едва за ней поспевал.
— Дурная, — процедил охотник сквозь зубы, натянул обувку и выскочил следом, завязывая плащ уже на ходу.
Роженица вопила так, точно лез из неё не младенец, а, по меньшей мере, медведь. Верд, конечно, слыхал, что дело это неприятное, но всяко не больнее, чем схватиться с дюжинным отрядом и выжить, а потом три месяца едва двигаться. Наверное.
Не к добру мужчинам подглядывать за таинством рождения новой жизни, но женщину схватило внезапно, баню натопить только бросились, так что, кроме как за стенку, Верду и старосте деться оказалось некуда.
— Чего припёрся? Звал тебя кто? Пшёл прочь! — попытался будущий отец замахнуться на незнакомца, когда тот только вошёл, но Верд так тяжело зыркнул, что староста не решился перечить: — А то и оставайся, всяко человек с мечом пригодится злых духов отгонять…
— Воды горячей! — Талла выглядывала из комнаты, повисая на двери, и тут же снова пряталась внутри, как вдёрнутая за волосы. — Тряпок чистых! И нож, да проколите над огнём!
Верд не хотел смотреть, но всё одно увидел женщину, катающуюся по смятой кровати, потную, зарёванную. И колдунью. Не наивную глупую девчонку, что впустила в дом незнакомца, а настоящую магичку, уверенную, сильную, с прямой спиной и лёгкими, но крепкими ладонями. Она прижимала их ко лбу женщины, окутывала её лицо голубоватым сиянием, и крики той ненадолго стихали.
Староста ругался, носясь от стенки до стенки:
— Баба нерадивая! Ну куда, куда, в метель-то рожать?! Ух, ничего им не доверить!
А Верд стоял у окна, с трудом сдерживаясь, чтобы не наподдать коленом безвинному перепуганному мужику. Знамо дело, над первенцем все трясутся. Это тебе не четвёртое нежеланное дитя, которое иной раз и вовсе могут притопить, коли живым на свет появилось.
За окном выла метель. Тягуче, с переливами, с рычанием. Так, как не должна завывать природа. Недобрый знак. Недобрые роды. Раньше срока, при мужиках, без лекаря и повитухи. Плохо. Очень плохо. Мужчина не убирал ладони с меча, и тот словно знал, что скоро пригодится, едва чутно подрагивал.