– Она ужасно обиделась, – подтвердила Берит и опустилась на свое место.

Судя по всему, председатель правления собрался уходить, он держал портфель в руке и улыбался.

– Я читала в семи крестах, что Роза переговорила со своим пиар-менеджером и поняла, какому оскорблению подверглась. – Анника отвела взгляд от стеклянного закутка.

– Роза восприняла замечание о полноте в качестве атаки на нее, как на личность, – сообщила Берит и достала свой ноутбук. – Она хотела бы расширить дискуссию, показать, что ее устраивает собственный вид. Никто не вправе указывать, какой ей быть.

– Надо же, у нее свой пиар-менеджер, – усмехнулась Анника. – Боже праведный.

Берит запустила в работу свой компьютер, рассеянно протерла очки в ожидании, пока загружалась программа. Как много раз Анника видела все эти манипуляции точно в таком порядке? И сколько еще увидит, пока все не закончится?

– Есть один интересный нюанс относительно удовлетворенности тем, какой ты есть, – сказала Берит, изучая очки. – Это означает отсутствие необходимости меняться, когда амбиции и перемены любого рода оборачиваются лишь во вред.

Анника приподняла брови. Она видела, как Альберт Веннергрен закрыл дверь аквариума главного редактора и направился к выходу.

– О чем ты? – спросила она, провожая председателя правления взглядом.

Берит надела очки.

– Я думала об этом на протяжении всего интервью с Розой. Видела бы ты, как ее разозлило утверждение, что она каким-то образом изменилась после сериала. Она такая, какая есть, и ее право быть такой.

– А у нее такого права нет?

Веннергрен исчез за постом охраны. Анника снова посмотрела на стеклянный закуток, главный редактор неподвижно сидел за своим письменным столом и смотрел прямо перед собой. Оба мужчины явно обсуждали детали, касавшиеся частичного сворачивания деятельности газеты, а никто вокруг нее не имел ни малейшего понятия о том, что приближалось. Катастрофа лавиной катилась на них, могла обрушиться в любое мгновение, но все спокойно сидели на своих офисных стульях и занимались собственными делами. У Анники мороз пробежал по коже, это не укладывалось у нее в голове.

Она перевела взгляд на Берит и поняла, что не слушала ее.

– Роза, – заметила Анника. – Ей абсолютно не надо меняться, она идеальна.

– Было действительно интересно слушать ее, – призналась Берит. – Она заняла откровенно индивидуалистическую и далеко не прогрессивную позицию, подобно шведским демократам: все новое и неизвестное плохо, и его надо запретить. Она имеет право требовать уважения к себе, несмотря на свой бедный словарный запас, недостаток образования и ограниченный кругозор.

Берит достала из сумки два яблока, протянула одно Аннике и впилась зубами в другое.

– И в чем проблема? – спросила Анника.

Берит прожевала кусок яблока и проглотила его.

– По прошествии времени такой подход станет идеологией, которая породит новую бедноту. Ее смысл в том, чтобы оставаться такими, какими мы родились. Подумай, как рабочее движение выглядело бы сейчас, если бы на рубеже XIX–XX веков они исходили из подобных принципов: «К черту образование, будем продолжать пить! Такие мы есть!»