Альберт Веннергрен положил распечатку докладной записки Бенгтзон на письменный стол.

– Ну и ну, – сказал он.

Андерс Шюман постарался не обращать внимания на его сарказм.

– Ты явно удивлен.

Председатель правления сел прямо и улыбнулся.

– Удивлен в положительном смысле. Сначала вы добились его осуждения как серийного убийцы, а сейчас собираетесь помочь ему выбраться на свободу. Это я называю агрессивной журналистикой.

Шюман посмотрел на сидевшего напротив него в высокомерной позе самодовольного представителя высшего общества, его часы, одежду, кожаные ботинки ручной работы. Именно агрессивная журналистика платила за этот стиль жизни, его очаровательные атрибуты, а он сидел и насмехался над их работой.

– Сейчас нам надо прозондировать почву и посмотреть, какой интерес проявят другие средства массовой информации, – сказал Шюман. – Нам необходимо заключить с ними альянс и синхронизировать наши публикации, и здесь могут возникнуть сложности.

Альберт Веннергрен кивнул задумчиво.

– Мне интересно, как долго другие будут возиться со своими бумажными версиями? Воистину в увлекательное время мы живем.

У Андерса Шюмана не нашлось ответа на его вопрос, и он предпочел промолчать.

– Я хотел бы переговорить с репортером. Мне любопытно, что именно Холмеруд сказал. Дословно.

Шюман окинул взглядом редакцию. Анника Бенгтзон не спеша упаковывала свой компьютер. Рядом с ее и Берит Хамрин письменным столом стояла прислоненная к стене картина с изображением нарисованного в ярких тонах старика. Ему стало интересно, что она там делала.

– Тогда тебе надо поторопиться, – сказал Шюман. – Она собирается пойти домой.

Председатель правления встал, открыл стеклянную дверь и поспешил к Аннике. Он сказал ей что-то заставившее журналистку удивленно на него посмотреть, и они вместе направились к закутку Шюмана.

– Он заявил именно то, что написано в моей докладной, – сообщила Анника, когда вошла в комнату, а Веннергрен закрыл за ними дверь. – Он устал сидеть за решеткой и жаждет стать центром внимания снова. Убийцам женщин не так-то легко в тюрьмах, кореша, пожалуй, достают его в столовой.

– Мне это представляется интересным. – Веннергрен помахал ее творением. – Поскольку я вхожу в правление семейного телеканала и книжного издательства, готов задействовать мои контакты. Один и тот же репортер подготовил бы серию статей, телевизионный фильм и документальную книгу. При таком многостороннем подходе все здорово выиграют…

– Какая хорошая идея. Может, стоит помимо дела Густава Холмеруда подобным образом действовать и в других случаях? – съязвила Анника Бенгтзон. – А если значительно расширить число участников, пожалуй, удалось бы обойтись одним репортером на всю Швецию.

У Андерса Шюмана замерло сердце, но Альберт Веннергрен рассмеялся.

– Садись, – сказал председатель правления и подтащил еще один стул к письменному столу.