Покаяние

Вслед за Афраатом и Иоанном Апамейским, Исаак говорит о покаянии как лекарстве, установленном самим Богом для постоянного обновления и исцеления человека:

Поскольку знал Бог Своим милосердным знанием, что если бы абсолютная праведность требовалась от людей, тогда только один из десяти тысяч нашелся бы, кто мог бы войти в Царство Небесное, Он дал им лекарство, подходящее для каждого — покаяние (tyabuta), чтобы каждый день и на всякий миг было для них доступное средство исправления посредством силы этого лекарства и чтобы через сокрушение они омывали себя во всякое время от всякого осквернения, которое может приключиться, и обновлялись каждый день через покаяние. Велико это средство, которое сострадательный Творец, по премудрости Божества Своего, уготовал ради нашей вечной жизни, ибо Он желает, чтобы мы ежедневно обновлялись и представали в добродетельном изменении воли и обновлении разума[526].

Итак, покаяние должно происходить в человеке не периодически, но каждый день и час: «Ежечасно надлежит нам знать, что в сии двадцать четыре часа дня и ночи имеем мы нужду в покаянии»[527]. Покаяние не должно ограничиваться только определенным периодом в жизни человека и не должно считаться уделом определенной категории людей. В этом смысле покаяние универсально:

Ибо если все мы грешники и никто не выше искушений, то ни одна из добродетелей не выше покаяния,[потому что дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим достичь спасения. И нет предела совершенству, потому что совершенство и самих совершенных несовершенно. Поэтому — то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами][528].

Исаак определяет покаяние как «оставление прежнего и печаль о нем»[529]. В другом месте покаяние определяется как «приближающееся к Богу неослабное прошение об оставлении прошедшего и мольба о хранении будущего»[530]. В последнем определении можно выделить три момента. Во — первых, покаяние есть молитва перед лицом Бога, через которую человек приближается к Богу, а не только переживание содеянных грехов наедине с собой. Во — вторых, покаяние есть мысль о прошлом, отречение от грехов прошлого и раскаяние в них. В — третьих, покаяние есть обращенность в будущее и желание сохранить свое будущее неоскверненным от греха. Покаяние сравнивается с кораблем, на котором человек переплывает море, отделяющее его от вечной жизни. Капитаном этого корабля является страх Божий, а пристанью и целью путешествия — божественная любовь. В эту пристань входят все «труждающиеся и обремененные» покаянием[531]. «Собери мои порывы для корабля покаяния, чтобы в нем возликовал я посреди житейского моря, пока не достигну гавани Твоей надежды», — молится Исаак[532].

О покаянии говорится как о втором крещении: эта тема традиционна для всей восточной патристической традиции. Согласно Исааку, Бог не захотел, чтобы человек из — за злоупотребления своей свободой лишился уготованного ему блаженного состояния, и потому Он «изобрел второй дар, который есть покаяние, чтобы через него получали люди обновление каждый день и им были оправдываемы на всякий миг»[533]. Покаяние является возобновлением благодати крещения, утраченной в результате грехопадения: «Как благодать на благодать людям по крещении дано покаяние. Ибо покаяние есть второе возрождение от Бога. И то дарование, которого залог приняли мы от веры, приемлем покаянием. Покаяние есть дверь милости, открытая усердно ищущим его… Покаяние есть вторая благодать…»[534] Через покаяние человеку возвращается то знание (idata), которое было дано ему в крещении как залог[535].

Тема крещения слезами в патристической традиции иногда связывается с темой крещения кровью[536]. Развивая это сравнение, Исаак говорит о покаянии как мученичестве:

Истинно кающийся есть живой мученик. Слезы по своим действиям превосходят кровь, и покаяние превосходит мученичество. Первые _[537]_увенчиваются раньше, чем вторые[538]: вторые увенчиваются вместе с прочими, а первые — прежде прочих. Таким образом, истинно кающийся видится получающим двойной венец[539].

Покаяние начинается с чувства собственной греховности, появляющегося в человеке под действием благодати Божией. Это чувство — дар Божий, входящий в наш ум, когда Бог видит, что мы утомлены искушениями[540]. Почувствовать собственную греховность, — говорит Исаак, — важнее, чем совершать чудеса и иметь сверхъестественные мистические видения, ибо с этого чувства начинается путь покаяния. И само покаяние выше многих великих добродетелей:

Восчувствовавший грехи свои лучше того, кто молитвой своей воскрешает мертвых… Кто один час провел, воздыхая о душе своей, тот лучше доставляющего пользу всему миру своим лицезрением. Кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть ангелов… Кто последует Христу в уединенном плаче, тот лучше похваляющегося собою в собраниях[541].

Покаяние является интегральным актом, в котором участвуют ум и сердце человека. Исаак говорит о «печали ума» и о «сердце, исполненном печали», как атрибутах истинного покаяния[542]. «Сердце сокрушенное и смиренное»[543] приобретается человеком в процессе покаянного осознания своих грехов, которое одновременно является освобождением от груза этих грехов: «Ибо Ты — Тот, Кто дает покаяние и сердце плачущее грешнику кающемуся, так что благодаря утешению от плача и от дара слез освобождаешь Ты его от лежащего на нем бремени греха»[544].

Результатом и плодом покаяния является прощение грехов. Это прощение следует непосредственно за покаянием, и причиной является безмерная любовь Бога к человеку — любовь, которая заставила Сына Божия не только простить всех грешников, но и самому сделаться человеком: «Поскольку же лицо Его на всякий миг обращено к прощению, Он… изливает на нас обильную благодать, которая, подобно океану, не знает меры. И тому, кто показывает хотя бы малое страдание и волю к сокрушению о происшедшем, Он сразу, в тот же час, без промедления дарует прощение грехов»[545]

Поэтому христианин никогда не должен сомневаться в том, что его грехи прощаются Богом, когда он приносит покаяние — даже если речь идет о тяжких грехах. Уверенность в прощении исходит из мысли о милосердии Бога, которое превышает Его справедливость, о Промысле Божием, распространяющемся на все творение, и, в особенности, о воплощении Бога Слова, которое стало залогом примирения между Богом и человеком:

Кто же, видя и слыша подобные вещи, подвигнется к воспоминанию о собственных грехах, которые ввергнут его в такое сомнение: «Простит ли мне Бог, если я прошу Его, те грехи, о которых я болезную и от воспоминания о которых мучаюсь, из — за которых, хотя я гнушаюсь ими, я падаю, но после того, как они случились, причиняемая ими боль бывает сильнее, чем даже жало скорпиона; и хотя я ненавижу их, я остаюсь посреди них, и хотя каюсь в них со страданием, снова жалостным образом возвращаюсь к ним». Вот как, наверное, многие богобоязненные люди думают — те, которые заботятся о добродетели, но бывают одолеваемы страстями, которые плачут о грехе, и однако по причине собственной неустойчивости постоянно падают: они все время живут между грехом и покаянием. Не будем сомневаться в надежде на наше спасение, о люди, ибо Тот, Кто претерпел страдания ради нас, всячески заботится о жизни нашей; милосердие Его превосходит сознание наше, благодать Его больше, чем то, о чем мы просим Его. Ибо десница Господа нашего простерта ночью и днем, и Он следит за тем, чтобы поддержать, успокоить и поощрить каждого, особенно если Он обретает тех, кто переносит даже малое страдание и печаль о том, чтобы грехи их были прощены…[546]

Так через акт покаяния происходит примирение между человеком и Богом. От человека требуется раскаяние в соделанных грехах и решимость хранить себя от них в будущем, а также молитвенное предстояние перед Богом с просьбой о помиловании. От Бога же приходит прощение, воссоединяющее человека с Богом и приобщающее его божественной любви.

Горькие и сладкие слезыі