– Я иду к нему! Он не виноват, это все моя вина, только моя! Пусть меня и наказывают.

– Куда, дура! – Листян навалилась на нее, роняя на подушки и прижимая к ним всем своим весом. – Хочешь опозорить моего брата? Не позволю!

– Листян, что за игры! – в шатре появилось новое лицо, и Листян мгновенно откатилась от Дженны, садясь на колени и опуская голову.

– Ээхэ! (*матушка)

– Выйди.

Не посмела возразить, не посмела поднять лицо, выскользнула из шатра тенью.

Женька как можно более невозмутимо села и поправила на себе одежду. Поглядела на гостью.

В полутьме шатра она выглядела величественно: высокая, статная, с двумя толстыми косами до пояса. Уже в возрасте, но старухой назвать ее язык бы не повернулся. Просто женщина с печатью возраста на лице. Очень роскошно одетая: с бусами, в рогатой шапке с меховой оторочкой (это летом-то!), в голубом шелковом халате с золотым поясом. И Женька тут: в мужском одежде, мешком на ней висевшей.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга, а потом старшая спросила:

– Он тебя брал?

Что сказать? Соврать? Нахамить? Послать на три буквы? Сказать правду? Что сейчас поможет Баяру? Что его погубит? А разум невольно подсказывал наиболее безопасный для себя вариант:

– Да. Несколько раз.

Женщина только усмехнулась на это, а потом развернулась и вышла. Как, только за этим приходила?

Дженна тяжело вздохнула, обхватывая плечи руками. Вернувшаяся Листян опустилась рядом, обняла ее. Так и сидели вдвоем до темноты.

Один лишь раз Женька посмела нарушить молчание:

– А ты знаешь, что Наран в тебя влюблен?

– А кто это?

– Правая рука Баяра.

– А, этот… молчун, – Листян усмехнулась. – Ну ладно. Пусть. Я не против.

Самое страшное – это неизвестность. До чего же тошно!