— На Шанхае с титешного и до гроба все хлещут водяру.

— Ворует?

— А кто нынче на зарплату проживет? Вот и крадут. Даже друг у дружки. Потом дерутся. Мирятся, снова пьют и опять воруют.

— Взрослый сын у Лешего иль малолетка? — спросил Балов в лоб.

— У нас малолеток нет. У ханыг и воров не бывает возраста. Готовые на свет появляемся, — уклонялся от ответа дворник, почуяв для себя опасность.

— Как он выглядит? — терял терпенье Балов.

— Кто?

— Сын Лешего!

— Обычно, как и все. Только вот сын ли он? Никто толком не знает, — уводил дворник от темы.

— Опишите его, — настаивал следователь.

И дворник путано описал, как выглядит Бурьян.

— Где живет он, в каком бараке, комнате? Чем занимается?

— Да мы все живем где попало. Выпил миску, где упал, там и спишь. Нет, как у вас, своей хаты, койки, бабы. Все общее, как у коммунистов. Это они с нас ваше будущее списали. Без мороки и хлопот. Дети тоже общие. Как бутылки порожние. Неважно, кто пил с них. Главное, можно сдать и по новой ужраться до усеру, — смелел дворник.

Балов понимал, чего опасается осведомитель, почему так уклончив в ответах. Каждому своя жизнь дорога.

— У Бурьяна есть женщина?

— Да бабье у нас общее, говорил уже.

— И он по шмарам ходит? — пытался хоть приблизительно установить возраст Бурьяна.

— Да у нас по бабам ходят сразу, как только хрен встал. Портки еще не надевал иной, а уже знает, зачем у него ялда выросла. С первой рюмкой и первая шмара. Еще яйцы лысые, а он уж мандавошек щелкает, — хохотал дворник.

— Снести бы этот Шанхай бульдозером, построить бы на его месте новый нормальный, спокойный район, — вырвалось у Балова.

— Так нам жилье предлагали. На Черемушках. Квартиры. С газом, водой, отоплением. Отказались все. Не сумеем врозь. Обвыклись, принюхались, стерпелись. Да и к чему все менять? Вот и не дали порушить Шанхай. Не пустили. А уж сколько раз городские власти пытались нас разогнать, да ни хрена у них не получилось.