Замечаю, что подо мной что-то мокрое, откидываю одеяло – вся больничная ночная рубашка в крови. Сердце бешено начинает колотится, говорю громко:

-Никит, зови врача, похоже мне конец!

Он подбегает, жмёт какую-то кнопку, спрашивает тревожно:

-Болит что-то?! Врачи же всё проверяли, полное сканирование проводилось!

-Живот что-то тянет и побаливает. – Говорю спокойно, и откидываюсь на кровать: -Может оно так и лучше, сдохну и дело с концом.

Меня везут, потом наконец заталкивают койку в большое помещение, где я вижу гинекологическое кресло. Сажают, что-то вставляют в меня, и несколько человек внимательно смотрят.

-Кхм, у вас менструация, почему такая паника? – Говорит седой дедушка-профессор.

-Просто испугалась, после аварии и всего этого. – Говорю, понимая, что доктор скорее всего ничего не знает. -Просто боли впервые.

-Такое бывает, просто примите обезболивающее, я не вижу никаких отклонений. – Недовольно говорит он, и уходит.

Я снимаю ноги с подставок, а потом входит Никита и берёт меня на руки. Хм, даже не брезгует, гад. Ладно, хрен с ним, пусть работает, хоть какой-то прок от него.

-Как теперь в капсулу лезть, непонятно, одно дело если это два-три дня продлится, а если дольше? – Спрашиваю скорее себя, чем Никиту.

-Значит будем менять порошок каждый день, это не сложно. – Пожимает плечами он.

Иду в душ, а там на столике лежит уже пачка прокладок. Непонятно кто принёс, а может просто обычный комплект женской палаты – кто его знает. Вымываюсь, оборачиваюсь полотенцем и иду обратно в кровать. Тут уже заменили всё бельё, Никита сидит в кресле и смотрит телевизор. Там снова про конфликт – военные дают интервью, аналитики свои прогнозы. Все сходятся в том, что при встрече с американцами – пожмём друг-другу руки.

-Чего смотришь, нравлюсь? – Бурчу, уловив на себе взгляд.

-Прости. – Отворачивается он. -Не хотел обидеть, просто очень красивая, ты глаза свои видела?

-Ты же помнишь, что я мужиком был, зачем так говоришь? – Зло отвечаю.

Он молчит, а я, взяв бельё, иду обратно в ванную, одеваю прокладку и смотрюсь в зеркало. Да, я изменился. Вернее, изменилась. Лицо приняло, кажется, ещё более идеальную форму, кожа стала ещё чище, но главное – глаза и уши. Радужка стала яркой, изумрудно-зелёной. А уши заострились ещё больше, и тянутся к верху.

-Чего радоваться или огорчаться, как там сказал Дмитрий этой врачихе – может нас через неделю всех не будет уже. – Шепчу себе.

Накидываю сверху больничную ночнушку, и иду обратно в кровать.

-Завтра едем домой. – Говорит Никита.