Это было невероятно. Страшно, заманчиво, волнующе, потрясающе… Женя то замирала в восторге, представляя себе приближающийся вечер, то испуганно сжималась, не в силах вообразить, где взять силы и смелость, то мечтала, как Игорь будет нежить ее в объятиях, то хмурилась, подозревая, что он может остудить ее пыл какой-нибудь резкой фразой. А еще хуже — просто выгонит из спальни, скажет, что передумал… Но к любому переживанию, к каждой пульсирующей в уме мысли она могла бы добавить эпитет — невероятно. Кажется, раньше девушка вовсе и не жила. Уж, во всяком случае, так остро не ощущала каждую секунду, приближающую ее к заветному…

Страшно и стыдно было передвигаться по дому: боялась, что наткнется на того, кто вчера стал нечаянным свидетелем их с Суворовым развлечений. В каждом слове и взгляде домашних обитателей чудились подозрение, осуждение, и, что совсем уж больно, презрение. Она, конечно, старалась, как и советовал хозяин дома, вести себя гордо и независимо, смотрела прямо, высоко держала голову… А в душе все тряслось и дрожало. Поэтому, едва успев пообедать, она проскользнула к себе в комнату, едва ли не бегом, и закрылась там. Заранее всех оповестив, что готовится к сложному семинару, и отвлекать ее никому не стоит.

Сама же металась в четырех стенах, не зная, чем занять мысли, руки: то пыталась поспать, набраться сил перед сложным вечером, то подскакивала, как ужаленная, начинала перетряхивать гардероб в поисках самого правильного наряда, то бежала к зеркалу, чтобы лишний раз причесать и уложить волосы, что никак не хотели держаться в прическе…

Несколько раз решила, что никуда не пойдет. Лучше потом объяснить Игорю, что ей стало плохо, страшно, да что угодно, вплоть до того, что его недостойна… И тут же понимала, что никогда себе не простит этого упущенного шанса. А Суворов, тем более, не простит. Он уж явно не из тех, кто приглашает к себе по два раза.

На часах уже было девять, потом половина десятого, десять… В это время они, как правило, встречались в гостиной, иногда раньше, иногда чуть позднее, точное время никто никогда не оговаривал, но чаще Женя сидела в ожидании Суворова, он возвращался домой всегда после нее. А в этот раз ей очень не хотелось бы стоять под дверью его спальни. Стыдно и страшно было бы…

Лишь в половину одиннадцатого она решила, что уже точно пора. Крадучись, не включая света, брела по темным коридорам, замирая от каждого звука и шороха. Даже дыхания своего пугалась. Дверь в спальню мужчины нашла лишь благодаря тонкой полоске света, выбивающейся из приоткрытой двери. Осторожно постучала, готовая, если что, убежать восвояси, тотчас же. Не пришлось.

— Заходи. Открыто. — Суворов сидел в кресле, вполоборота к двери, занятый чтением какого-то толстого делового журнала, правда, увидев девушку, отложил его на подлокотник. — Дверь можешь не запирать, просто прикрой плотнее, сюда никто не осмелится войти.

Сердце стучало в груди, отдавало в ушах набатом. Ровно дышать не получалось — только короткими, рваными вдохами, недостаточными, чтобы хоть немного расслабиться.

— Ну, проходи, Женя, не бойся. Это такое же помещение, как и все остальные. Только немного дальше от других комнат. Здесь спокойнее и уютнее, и никто уж точно не помешает.

Он терпеливо подождал, пока девушка осмотрится и сделает первые шаги. Наверное, это даже хорошо было, что Игорь не лежал в постели, демонстрируя свою готовность… Женя точно бы тогда сбежала. А так, будто бы просто поболтать заскочила… Делала каждый шаг, словно он был последним.

— Может быть, пару слов мне скажешь, для приличия? — Игорь даже голову кулаком подпер, словно приготовился долго и внимательно на что-то смотреть.