— Я что? Такая же, как они? Правда? — как могла, пыталась прятать безнадежность и разочарование в самой себе. И еще — недоумение. Зачем тогда он запрещал носить скромную и незаметную одежду? Заставлял быть красивой и нарядной?

— Я не знаю, как тебе объяснить по-другому… — Игорь с трудом подбирал слова, это было заметно. И слегка пугало. Обычно у Суворова всегда находилось меткое и едкое слово, для любой ситуации. — Пришлось показывать.

— То, что я не лучше этих вот, — кивком указала на придорожных дамочек, вслух назвать постеснялась, — правда, что ли? — Ей и страшно было услышать "да", и не услышать правду — еще страшнее.

— Нет. Но ушла не далеко. — Суворов щелчком выбросил окурок, поднял стекло в машине, резко развернулся на стоянке и снова встал. Только после этого повернулся к Жене лицом. Посмотрел прямо. — Грань между пошлостью и красотой — слишком тонкая. А в твоем возрасте — и совсем прозрачная. Взрослая женщина в этом твоем платьишке может показаться кокеткой, и даже с таким макияжем… Хотя, нет. Я и бы от взрослой отвернулся.

Девушка не знала, стоит ли прерывать этот монолог своими ответами. Силилась понять, о чем речь. С трудом, но, кажется, начинала догадываться. Молчала и ждала продолжения. В надежде, что сейчас во всем разберется, и больше так ошибаться не будет. Что еще оставалось?

— В общем, Жень. Не нужно выпячивать напоказ все, что у тебя есть в наличии. Иначе, будешь выглядеть, как эти — товар на витрине. Им не интерес важен, а спрос и деньги. Или тебе тоже нужен такой быстрый спрос? "Пришел, увидел, оценил, попользовался"? Этого хочешь?

— Я хотела, чтобы вы заметили, что у вас в доме живет не мышь серая, а… — Сглотнула, не смогла выговорить. Начала снова. — Именно вы!

— Ну, я заметил. Оценил. — Хмыкнул. Насмешливо, но уже не зло. — Довольна?

— Нет.

— А что так? Раньше, видишь ли, не падок был на твою красоту, а тут — раз, и рассмотрел, во всем великолепии! Моментом просто! И коленки твои, и чулки, и помаду, и вырез… и задницу платье неплохо обтягивает. Жаль, немного не хватило, чтобы трусы выглядывали. Я реально все заметил, Жень. Ты же этого добивалась? Чем недовольна теперь?

— Я не понимаю тогда ничего. Совсем. — Она потерялась окончательно в этой жизни.

— Чего именно, Жень, ты не понимаешь? Кажется, все предельно ясно продемонстрировал? — Суворов завел машину и потихоньку тронулся с места. Теперь в его голосе не звучали злость и раздражение. Будто выплеснул все и успокоился. Лишь интерес и легкая насмешка. Уже привычные.

— Раньше я была серая и невзрачная. Ходила в мешках. Без прически. Вам не нравилось. Теперь — нарядная и с макияжем. Стало совсем противно. — Грустно было вслух говорить эти жалкие фразы. Но высказаться — как воздух — необходимо. Чтобы не подохнуть потом от разочарования в себе. — Я совсем безнадежная, да? Без шансов?

Игорь затормозил. Резко. Включил аварийку. Уставился прямо в глаза. Очень близко.

— Женя. Запомни, пожалуйста, раз и навсегда: мне нравиться НЕ нужно. Я старше тебя на пятнадцать лет. Это слишком до хрена, чтобы допустить какую-то романтику. Понимаешь, нет?

Она лишь пожала плечами. Подумаешь, пятнадцать… ерунда какая…

— Слышишь меня? Когда я был в твоем возрасте, ты только ходить начинала. И мимо горшка промазывала, наверняка. А когда я пошел по бабам… извини… начал интересоваться девушками, ты только с этого горшка встала.

— И что такого? Сейчас-то мне почти восемнадцать. Совершеннолетие скоро…

— Ничего. Кроме того, что ты для меня — ребенок. И такой останешься. Ты взрослеть будешь, а я — стареть. И нет у меня планов стать извращенцем.

— Вы на себя наговариваете, Игорь Дмитриевич. Это первое. И ни про какие извращения даже не думала никогда. Это второе. Что вы такое сочинили? Я просто хочу, чтобы вы меня заметили. И то, как я стараюсь выглядеть хорошо. Вы же меня этому учили? Вы и должны оценить.