Третью неделю Ярослав Малежик ждал в Пешаваре свой поисковый отряд, не прежний, с которым прошёл по горам Сулеймана добрую тысячу вёрст, выполнив приказ наместника. Ещё восемь месяцев назад поиск богатых залежей железных руд и угольных пластов увенчался полным успехом. Почти два месяца ушли на локализацию наиболее перспективных участков, на разметку удобных путей вывоза добычи. После чего, поступила команда по рации, оставить биологов и филологов с рабочими в обжитом лагере, а самому Малежику с группой геологов двигаться налегке на север, в сторону Пешавара. Попутно произведя перспективную оценку горного массива на предмет наличия полезных ископаемых.
Легко говорить начальству, сидя в тёплых кабинетах, «произвести оценку», а это не так просто, даже в пустынных горах. Да и профессиональное чувство гордости не позволяло пройти мимо интересных выходов на поверхность многочисленных разломов. В результате, четыреста вёрст на север до Пешавара превратились в добрую тысячу вёрст, доконавших многострадальные сапоги геолога. Знатные были сапоги, лет шесть служили верой и правдой, да закончились. Долго ли протянут новые, сшитые уже в Пешаваре, Ярослав не знал, на всякий случай заказал две пары, у разных мастеров. Что ни говори, для опытного геолога хорошая обувь значит очень много, не хотелось бы под палящим солнцем в кирзачах ходить. Наслаждаясь лёгкостью обуви, геолог через полчаса добрался до своего жилища, переделанного под казённую гостиницу караван-сарая.
Не спеша, мужчина вымыл лицо и руки в протекавшем ручье, зашёл в столовую, где его уже ждал накрытый стол, с большим блюдом плова, ломтиками дыни и свежезаваренным зелёным чаем. Духанщик, вовремя заметивший возвращение главного руса и накрывший стол, молчаливо поклонился, скрываясь в своей комнатке. Любуясь в окно на изумительный вид на горы, геолог поужинал, поблагодарил духанщика, и, пошёл в свои комнаты. Там его с нетерпением, тщательно скрываемым за игрой в шашки и шахматы, ждала немногочисленная команда. Молодые парни давно изучили местные достопримечательности, последние несколько дней откровенно мучились от неизвестности ожидания. Сегодня, наконец, Малежик получил чёткие распоряжения по будущему району поиска и особенностям работы.
— Значит, так, парни. — Покосился Ярослав на дверь, намекая на секретность разговора. Тут же один аз аспирантов осторожно проверил, не подслушивает ли кто, и успокаивающе кивнул. — Значит, так. Вчера утром войска Новороссии перешли границу Афганистана, с целью выдворения остатков могольских отрядов и присоединения Афганистана, Туркестана и прочих ханств к Новороссийской Индии. Судя по тому, что орудийной канонады мы не слышали, наступление идёт привычно быстро, по сто-двести вёрст в день, если не больше. Завтра в Пешавар прибывает колонна нашего поиска в составе сорока грузовиков и двух боевых машин.
— Однако! — Удивился самый молодой из аспирантов, Александр Гумбольдт. — Это целый батальон! Мы, что, воевать будем?
— Не прерывай. В колонне для охраны придан один взвод, остальное содержимое грузовиков — горючее, вода, продукты, запчасти, и особо важный груз. Взрывчатка. Закройте рты, новейшая взрывчатка, без взрывателей она горит, а не взрывается. От выстрела не взрывается и не детонирует от взрыва. Особо мощная и секретная. Потому официально везём запасы горючего для войск. Чтобы аборигены не воровали, не вздумайте ляпнуть, что там вода или пища! — Ярослав взглянул по посмурневшие лица своих парней, загоревшие до черноты скулы и лоб, на фоне белых, недавно выбритых щёк и подбородков. — Наше задание простое и недолгое. С помощью взрывчатки пробить удобную дорогу до Средней Азии, в Бухару, Самарканд и так далее. Наметить и расчистить десяток взлётных полей для транспортных самолётов. На всё даётся месяц, от силы полтора. Чтобы через сорок пять дней от пешаварской взлётки можно было с пересадками добраться до Астрахани или до русской Сибири.
— Почему мы, а не технари?
— Технари идут за нами, они будут заселять взлётные поля и строить всё, что нужно. У нас попутная задача, — изучение геологических перспектив Гиндукуша. Чёткой цели нет, никаких предварительных данных по залежам не имеется. Полная свобода, всё, что найдём — наше! — Малежик улыбнулся, как сытый кот. Он давно не получал такого свободного поиска, когда глаз не выбирает заказанный начальством результат, а наслаждается комплексным изучением незнакомых гор. — Считайте, парни, повезло нам здорово! Настоящие первооткрыватели станем, эти горы до нас никто не изучал. А руководство Новороссии намерено Афганистан захватить всерьёз и надолго, так, чтобы все горы изучить и все ископаемые выбрать досуха. Работы здесь развернутся, как чувствую, на уровень серьёзнее, чем в Европе. Индусов рядом много, мусульман недовольных для каторжных работ хватит надолго. Заводы по переработке руды в горах строить одно удовольствие, уголь мы быстро отыщем. Никаких муссонов или сезонов дождей, всегда сухо и тепло.
— Так вывозить отсюда рудный концентрат в копеечку выльется. — Недоумённо высказался один из парней. Чай, экономику все изучали.
— Отчего же? Местные рабочие раз в десять меньше зарабатывают наших, на Острове. Чугунку кинуть вёрст на двести-триста недорого встанет, железо-то мы для чего искали? От берега Инда до Кабула, к примеру. Или немного дальше, до судоходной Амударьи. Тогда Афганистан будет настоящим мостом между Индом и Амударьёй, между русской Индией и русской Средней Азией. Пусть афганцы добывают у себя руду, делают концентрат и по чугунке вывозят к берегам Инда. Там её и будут плавить в слитки, в прокат, в те же рельсы, чтобы на север до Руси добраться. Тогда Оттоманская империя и Персия окажутся в русском кольце со всех сторон. В Европе Русь с нами почти граничит, через Западный Магадан и Польскую империю. Да в Азии соединимся с Русью, выйдем к Южному Уралу. Там я давно хотел побывать, мечта геолога, братцы. Железо, золото, изумруды, редкоземельные металлы, уголь, нефть, — всё, что душа желает! Говорят, на южном Урале есть гора Магнитная, почти чистый магнетит высокого качества. Павел Аркадьевич, наш преподаватель в Магаданском университете по истории и географии, рассказывал, что в горах Гиндукуша и Памира, в затерянных долинах, есть настоящие озёра из ртути, асфальта, что местные жители веками добывают урановые руды, которые подмешивают в краски для свечения в темноте. А мы этот уран, пятый год в центральной Африке ищем, в непроходимых джунглях. Вот так. А ты — дорого! Тут, брат, политика с экономикой связаны намертво. Это наше будущее!
Петро чувствовал, что его куда-то везут, причём, ногами вперёд, совершенно равнодушно и неторопливо. Он ощущал повороты длинного извилистого коридора, чертыханье санитаров при случайных столкновениях каталки со стенами. Головлёв вспомнил, что последний раз его так везли весной две тысячи четырнадцатого года, в Киеве, после ранения в спину возле Майдана. Так же равнодушно катили непонятно куда, едва успели доставить в операционную, когда он пришёл в себя и начал ругаться с санитарами. Тогда, пьяные ублюдки ляпнули, что катили его в морг. Офицер не понял до самой выписки, соответствовало это действительности или было специфической медицинской шуткой. До сих пор, спустя почти тридцать лет проживания в шестнадцатом веке, он вспоминал то своё пробуждение с долей иронии.
Внезапное озарение затронуло ужасом сердце Головлёва — ничего не было! Не было ни турпоездки по Куйве со старыми приятелями, ни шестнадцатого века, ни выписки из киевского госпиталя. Всё это было бредом умирающего офицера, на самом деле ничего не было. Он всё ещё ранен в спину и его везут именно в морг, как сказали полупьяные санитары. И, если он сейчас не очнётся и не закричит, так и умрёт в одном из холодильников среди кинутых на кафельный пол трупов. Подполковник застонал в бесплодной попытке закричать или открыть глаза, но, ничего не изменилось. Паника нахлынула волной, заставляя вырваться из груди воздух, с огромным трудом низкий грудной стон вырвался изо рта мужчины.
Этот стон разорвал заклятие небытия, открылись глаза, и тело получило чувствительность. Увы, перед глазами абсолютно равнодушно качался полусумрак серого потолка, с редкими вспышками тусклых лампочек. Попытки повернуть голову или что-то сказать, результата не дали, тело отказывалось выполнять команды подполковника. Убедившись в бесплодности нескольких попыток, Петро прислушался к пульсирующей боли, вспоминая, как ныла в своё время рана в спине. Однако, спина не болела совершенно, хотя явно чувствовала потряхивание каталки на поворотах. Болел, почему-то, живот и, боже мой! Страшная боль ударила из обеих кистей рук, миллионы раскалённых иголок были воткнуты под ногти обеих рук! Кислота съедала кожу обеих ладоней, добираясь сквозь проеденное мясо до самых костей!
Мгновения боли складывались в минуты, те, совершенно невыносимо превращались в часы, а невидимые санитары всё катили ногами вперёд неподвижное и немое тело подполковника. Лишённый возможности кричать, мужчина терпел, надеясь на облегчение в виде холодильника в морге. Но, вопреки всему, даже смерть не наступала, а кислота травила своей болью уже не только кисти рук. Боль начала подниматься всё выше по рукам, достигая локтей, затем предплечий. Умирающий Пётр уже ни о чём не думал, взывая о скорейшем прекращении мучений, умоляя смерть прийти и успокоить его бренное тело. Офицер давно был готов внутренне к смерти, и она его никогда не пугала, все свои счёты с жизнью казались мелкими и никому не нужными. Видимо, костлявая, услышала его, потому, что боль сжала сердце ледяными тисками так, что мужчина перестал дышать. Сильнейшая боль в сердце, как ни странно, принесла спокойствие, он понял, что скоро мучения прекратятся.
В этот момент глаза открылись, да, ещё раз открылись, чтобы умирающий понял, что проснулся окончательно. Боль в руках и сердце никуда не делась, зато Головлёв смог застонать по-настоящему, хрипло и тихо. Его тут же услышал дремавший в кресле Валентин и наклонился к очнувшемуся товарищу, — Больно? Руки или сердце?
Двойной стон был ответом, и, военврач быстро сделал пару уколов в предплечье друга, уселся рядом, всматриваясь в лицо. Боль довольно быстро уходила, позволяя измученному мозгу приступить к обычной деятельности — мышлению. Седов, видимо, понял по пришедшим в относительную норму лицу и зрачкам больного, что тот в состоянии слушать, и коротко пересказал самое главное.
— У тебя отравление через ладони рук, скорее всего от книг кардинала. Яд кожно-нарывной с нервно-паралитическими элементами, неизвестный нам, но его действие мы смогли купировать. У тебя кризис прошёл, два библиотекаря умерли три дня назад, ещё двое живы и выглядят лучше тебя. Ну, они гораздо моложе. За руки не волнуйся, я там много мяса с ладоней срезал, потому и болят, но, пальцы двигаться будут, мясо нарастёт. Сердце у тебя, как у телёнка, жить будешь. Попробуй успокоиться и поесть по-человечески, не век тебя на глюкозе держать.
Подполковник откинулся на подушки, заботливо поправленные Валентином, и задумался, переваривая информацию. Память настырно выталкивала роковой приём во дворце, когда кардинал Джинолезе привёз-таки обещанные книги из ватиканской библиотеки. Их оказалось больше тысячи, чем и объяснили католики своё долгое отсутствие на переговорах. Хотя оперативная информация из Рима подтверждала подготовку кардиналом отравления наместника Новороссии, но, конкретных обстоятельств узнать не удалось. На всякий случай, Петро решил избегать любых телесных контактов с кардиналом и его окружением, не говоря уже об употреблении пищи.
Наместник, принимавший папскую делегацию в большом зале дворца, милостиво сделал два шага навстречу кардиналу, но не более того. Он, вопреки европейской привычке правителей, не приложился губами к руке кардинала, вытянутой его преосвященством Джинолезе, как женщиной. Более того, демонстративно вернулся на своё полукресло на возвышении, указав кардиналу аналогичное сиденье в пяти метрах от себя. Чтобы избежать воздушно-капельного заражения, накануне встречи, между предстоящими переговорщиками протянули несколько шлангов, создавших вокруг наместника вертикальную воздушную защиту из горячего дезинфицированного воздуха. Шум несколько мешал переговорам, но, гости не жаловались.
Кардинал был напуган недавними событиями в Оттоманской империи, стоившей жизни нескольким десяткам ватиканских служащих и католических миссионеров. Святому престолу огромных усилий стоило оправдаться перед Портой в обвинении о сговоре с русами. Из-за этого пришлось действительно выдать русам ВСЕ книги на этрусском и славянских языках из библиотеки Ватикана. Ибо провал переговоров о подписании мирного соглашения Петербурга и Константинополя означал утрату с таким трудом завоёванных позиций католичества в Турции. Всё же кардинал рискнул упрекнуть Головлёва в отступлении от ранее обещанных условий мира и захвате русами Киренаики с окрестностями. Была даже сделана попытка намекнуть на возвращение к границам пятимесячной давности. Якобы наместник Пётр не сдержал своё слово, данное представителю святого престола в этом зале.