- Видишь ли, я испытываю некоторую тягу к столь послушным замерзшим особам. Пожалуй, это можно использовать. Ты будешь мне подчиняться, я - получать удовольствие! За это тебе больше никогда не придется голодать и мерзнуть! Выгодная сделка! Но если будешь плохо потакать моим капризам, помни про вторую ночь!

Мне захотелось залепить пирожным ему в глаз. И крикнуть: я никогда ни мерзла и не голодала, в своем мире у меня была работа! А здесь? Как мерзко ублажать этого урода за еду?!

- Я больше никогда не буду делить с тобой постель! Слишком отвратительно!

- И поэтому от отвращения ты так громко стонала ночью в моих объятьях!

- Нет, это все от холода! - нашла что возразить я. - У меня все тело заледенело, и было больно от каждого прикосновения! На самом деле я не получила ни капли удовольствия!

Лицо мужчины изменилось, и он пристально, даже с испугом посмотрел на меня, чтобы в следующий момент гнусно расползтись в лыбе.

- Маленькая лгунья. Не от твоих ли коготков царапины на моей спине?

- Это от судорог в пальцах! - Врать и отпираться, так до конца!

- Но ты не можешь не признать, что тебе было приятно, тем более в первый раз. - Я только упрямо сжала губы, отрицая все и вся. - Добрая женская половина города удавилась бы, лишь бы именно я лишил их девственности! - Чудовище посмотрело на меня и не увидело в моем лице ни восторга, ни благоговения. – Ладно, монашка. Поступим иначе, но ты еще пожалеешь, что не оценила оказанную тебе честь. - Озверевшее от оскорбления, нанесенного непомерному чувству собственного достоинства, чудовище взглянуло на свою ладонь, туда, где была татуировка, и сжало кулак так, что он скрипнул.

- Сомнительная честь и сомнительное удовольствие! - отрезала я, искренне так считая.

- Вот как мы заговорили, когда поели и согрелись? - Когда это я ела за его счет? Надеюсь, то жалкое пирожное, что я лизнула, не в счет? Я посмотрела на ладонь, копируя жест мужчины, и вздрогнула. Татуировка выросла: цветок стал больше, и вместо одного лепестка теперь раскрылось два.

В голове пронеслось: «Бойся, если метка начнет расти…» Меня прошиб холодный пот.

- Это было низко и бесчестно - воспользоваться моей бедой, чтобы… чтобы… в общем, воспользоваться! - закончила я свою мысль, понимая, что поздно уже, и так же судорожно сжимая кулак.

- Каждый использует другого как может! Ты использовала меня, чтобы получить помощь и набить живот едой, а я - тебя! Мы квиты! К тому же ты несправедлива, получив с меня вдвойне - и еду, и удовольствие!

- Я вовсе не получила никакого удовольствия! Более того, мне противно и гадко!

По лицу чудовища было видно, что оно ранено моим заявлением в самое сердце. Но эгоист быстро с этим справился, начав командовать.

- Моим первым приказом будет вот что. Умойся и помой свой грязный рот с мылом! Пока ты со мной, тебе придется забыть про неучтивость и начать учиться угождать мне. Прими ванну, на тебя смотреть противно. - И чудовище отвернулось от меня, вновь залюбовавшись своей мордой, правда, уже подрастерявшей звериный образ. - От тебя подворотнями за версту несет. А я люблю, чтобы меня окружали прекрасные женщины. На прекрасную ты не тянешь. Но с паршивой нищенки хоть чешуи горсть! И поторопись, - припечатал наглец. - У нас мало времени, если, конечно, не хочешь навечно остаться со мной из-за того, что магическая метка начала расти. Ведь начала?

Я посмотрела на руку и побледнела. К моему ужасу, побледнел и мужчина, едва взглянул на мою ладонь, только его лицо изображало непроницаемый булыжник, а мое - маску ужаса.

Я подскочила, словно меня ужалили.