Впрочем, это всего лишь одна из правдоподобных версий. Не менее правдоподобной казалась и версия, что одним из прототипов был некто вроде не менее легендарного Финна — предводитель своего рода «фианы» с неопределенной локализацией в какой-то одной географической точке, что и вылилось позднее в представления о братстве Круглого Стола и странствующем рыцарстве одновременно. Но история, в которую мы угодили, как мы и ожидали, была слишком далека от реальной, куда дальше, чем была от нас сейчас шотландская река Клайд и приток ее Дуглас.

Вариант Гальфрида Монмутского — мол: «оба войска, сойдясь в сражении, в большей части своей были истреблены» мне почему-то тоже не хотелось делать близким к истине. Если истребить большую часть моего войска, от него вряд ли останется что-нибудь вразумительное. Если другого — а что они, собственно, сделали плохого мне лично или слишком уж выдающегося и необычного для этих времен, чтобы это было справедливо и оправданно? Я поразмышлял немного над предварительным планом действий и расстановкой сил, чертя кончиком кинжала почти незаметные, скорее воображаемые линии на карте. Чисто умственное упражнение, полезное только для разминки извилин. Но иногда это действительно бывает полезно, хотя очень редко именно так, как об этом думаешь заранее. Наконец я свернул свиток и улегся спать, продолжая и во сне штудировать воображаемую карту.

Наутро, то есть, через пару часов, мы с Олафом снова стояли рядом на верхушке холма, над прикрытой рваной вуалью тумана рекой.

Над нашими головами хлопал на сыром ветру темный штандарт с вытканным на нем изображением багряного дракона — выглядело почти геральдично, хотя до классической геральдики еще века и века. Над ставкой Кольгрима вился на почти таком же темном фоне белый дракон. В отличие от нашего, крыльев у него не было, зато свивался он в куда большее количество колец. Отсюда он был почти не виден, разве что в самодельную подзорную трубу Олафа, через которую он вглядывался сейчас сквозь клочья тумана в темнеющие на соседних холмах ряды, точки, движущиеся как муравьи на куче хвоинок, называемой муравейником. Поглядев в эту же трубу, я примерно уяснил себе как выглядит Кольгрим — коренастый широкоплечий малый во цвете лет, с выбивающейся из под широкого золотого обода светлой гривой заплетенной в косицы, в доспехе из начищенных металлических пластин, нашитых на кожаную одежду, покрытом синим плащом с меховой опушкой.

— Зря мы не добили кое-кого под Камелотом, — заметил Олаф.

— А что такое?

— Карадос и еще некоторые — они теперь на той стороне, присоединились к Кольгриму.

— Наверное, жить хотят.

— А нам это интересно?

— Но понять их можно. Да и не так уж их много. В общей массе.

— Да, ничего так себе массочка. Но и они могут сыграть роль последней капли.

— Судя по их расположению, вряд ли последней. На месте Кольгрима, я бы выпустил их первыми. Неплохая получилась бы шутка. Зверская.

— Все бы тебе шутить. — Олаф опустил трубу. — Хотя, что-то они ведь делают в первой линии.

— А ты стал бы оставлять их в тылу?

— Какая странная идея.

К нам подскакал Бедвир.

— Лучники и пращники готовы. Будем ждать или будем выступать?

— Какая странная идея, Бедвир, — повторил я вслед за Олафом. — Конечно, будем ждать.

Солнце понемногу поднималось над холмами, расцвечивая туман золотистыми красками и безжалостно его рассеивая. На самом деле, я не оценил бы превосходство противника намного более чем втрое. Возможно, только его организованная часть была куда больше чем у нас, а в прочем, это был тот же нестройный сброд. Конечно, это были и не все силы Кольгрима. Насколько было известно, брат его Бальдульф хозяйничал где-то на севере с немалым же войском. Да и из-за моря к нему постоянно подходили корабли с подкреплением.

Развиднелось. Земля немного подсохла, и на противоположных холмах заиграли рожки. На нашей стороне — тоже.