Я рассмеялся. Линор вдруг тоже.

— Этого слишком мало, — воскликнула она.

— Именно, — подтвердил я. — Мне-то уж, с моей манией величия быть королем какой-то маленькой древней Британии? Ты с ума сошел!

— Не скажи. Как говаривал Цезарь, лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

— Ну конечно… И кем был сам Цезарь? — переспросил я со смешком. — Первым-то он стал именно в Риме. И ты мне об этом уже говорил. Забыл?

— Может быть! — буркнул Гамлет. — Если только…

Он выдержал зловещую паузу, и тут мое настроение резко переменилось — «если ты сейчас скажешь, что я просто боюсь вернуться, — подумал я с внезапным бешенством, — я разнесу тебе голову этим кувшином…»

— Если только ты попросту не боишься вернуться, — закончил Гамлет. — Потому ты и берешь от этого мира не задумываясь, все, что только он может дать — потому что другой мир для тебя потерян. Ты бежишь от него. Не правда ли?

Кувшин в голову Гамлета не полетел. Я сам удивился собственному спокойствию, которого и не ожидал. На деле вдруг оказалось, что это совсем не так меня трогает, как я думал.

— Бегу, конечно, — согласился я, и услышал в ответ ошарашенные вздохи, про изумленные взгляды можно было и вовсе не говорить, даже о взгляде самого Гамлета, который так же не ожидал такого ответа, как и я сам. Только отец ничуть не удивился. — И беру от этого мира все, что только он может дать. Потому что все мы знаем, чем это может кончиться. Там, в другом времени. Причем, уже измененном. Почему-то это знание меня больше не пугает. Хотя я все еще не хочу становиться опасней, чем могу стать и пока предпочитаю не вмешиваться в ваши дальнейшие исследования вовсе. Потому что знаю, что когда придет время, то, что всегда считалось для нас преступлением, будет сделано, потому что я хочу этого, и знаю, что есть что-то, что я желаю изменить, пусть даже из мелочных и низких личных побуждений, как может кто-нибудь сказать, и может быть, он будет прав. Но тут уж мне все равно. Некоторые принципы нашей обычной морали для меня теперь пустой звук. А относительно тех, кого это касается — лучше между ними и мной никому не вставать. И ты думаешь, я стал бы закрывать себе путь назад, если знаю, что на этот раз одержу верх?

— О… — только и проговорил Ланселот, после впечатляющей паузы, совсем другим голосом. — Знаешь, вообще-то, я так и думал… Только не думал… а, ладно. Конечно, я говорил это не всерьез.

Кто бы сомневался… Вся компания созерцала Гамлета с весьма интересными выражениями лица.

— Знаешь, — как бы между прочим, негромко и непринужденно проговорил наконец обращаясь к нему Фризиан. — Были какие-то умники, которые утверждали, что на самом деле в могиле Артура лежит скелет вовсе не Артура, а Ланселота. Я начинаю в это верить.

Линор поперхнулась первой, за ней последовали и все остальные, а после некоторого недоумения и сам Ланселот.

— Почему же вы нам сразу не сказали? — переключился он уже на колдунов, когда все успокоились, куда более мирно, если не сказать смиренно, уже выпустив весь свой пар.

— А когда, интересно? — проворчала Антея. — Об этом все-таки просто между делом не сообщишь. А у вас тут целыми днями то драконы, то призраки, то мясорубка прямо по окнами. Разве тут что-то спокойно обсудишь?

Гамлет только пожал плечами.

— В любом случае, — сказал Мерлин, — не будем относиться к этому так, будто мир рухнул и случилось что-то непоправимое, все мы пока живы и продолжаем действовать, жизнь продолжается. Просто отнесемся к этому серьезно. Поскольку стало ясно, что мы тут, во-первых, надолго и, во-вторых, нам не обойтись без всеобщего мозгового штурма, предполагающего периодическое появление каждого из нас на Станции, ну, или почти каждого, — слегка выделил он последние слова.

— Что значит, почти каждого? — с легким удивлением поинтересовался Гамлет.

— Только то, что кому-то из нас, все-таки придется почти безвылазно заниматься делами этого мира и обеспечивать нашу легенду, чтобы она не рухнула.