В комнатушке сразу потемнело. Тени сгустились в углах, и отовсюду стал слышаться шорох, словно от десятков маленьких лапок. Или от десятка пока еще слабых, но уже очень хищных побегов. Не знала, что наша магия может принимать такие зловещие формы.
Гнома приподняло над полом и несильно тряхнуло. Его зубы клацнули, а лицо стало таким перепуганным, что меня на секунду кольнула жалость. Но эта жалость быстро испарилось, стоило только вспомнить, как разгоралась теплица.
– Стойте, – завопил Норк Дивногор. – Я все расскажу.
– Рассказывай, – прошипела темнота под капюшоном Эла.
– Да, это я поджог теплицы.
– Зачем? – растерянно спросил мой начальник.
Илариэлл небрежно опустил гнома обратно на табуретку. Тот бросил на нас злой взгляд и процедил сквозь зубы:
– Затем, что ты мне надоел.
– Как это, надоел? Да я в Брадабаргене бываю от силы пару раз в году.
– Пару раз в году? – взвился Норк Дивногор. – Зато отец вспоминает тебя почти каждый день. Никс то, Никс это, посмотрите, какой Никс молодец. И жена у него, и дело такое прибыльное. Тьфу! Противно слушать.
– Противно слушать? Видимо, потому, что у тебя самого дела идут совсем не так радужно. – Из каждого слова Эла сочился яд.
– Ну и что? Это не значит, что я стал плохим сыном и нужно вычеркивать меня из завещания.
– Значит, вот в чем дело? – спросил господин Дивногор. – В деньгах, да?
Его брат промолчал, упрямо набычившись.
– Позвольте, я продолжу, – насмешливо произнес Илариэлл. – Видимо, у господина Норка, – издевательский полупоклон в его сторону, – дела стали идти так плохо, что он лишился отцовской милости. Но вместо того, чтобы взяться за ум, решил сделать своего успешного брата… не таким успешным. Решил уничтожить его дело, которым, как ни странно, очень гордится отец, чтобы тот разочаровался и во втором сыне.
– Для этого ты поджег теплицу, да? – покачал головой мой начальник. – А когда она стала для тебя недоступна, вздумал ударить по сотрудникам и начал с нашей лучшей цветочницы. Надеялся, если все разбегутся, я останусь без рабочих рук и без денег.
Норк Дивногор скривился и промолчал. Он явно чувствовал себя очень неуютно в нашем обществе, но каяться не спешил. И на что только рассчитывал?
– Ладно, – мой начальник развернулся и поклонился Элу. – Спасибо за помощь. Дальше я сам разберусь. Теперь это наше семейное дело.
Илариэлл ответил кивком, который можно было угадать в движении капюшона, потом ухватил меня за руку и повел прочь. Из «Хромой утки» мы вышли, никем не замеченные.
– И как ты там оказалась, сердце мое? – спросил Эл, когда мы отошли на приличное расстояние от порта. – Что за история с бандитом?