Кто седой? И к кому он обращается? Ответ на второй вопрос я тут же и получил. Следом за ним в комнату вошли Пронин с Круглянским.

– Поседеешь тут, – генерал брезгливо указал на фантастическую конструкцию – оплывшее от гигантской температуры кресло и восседающий на нем скелет, с рукой, тянущейся ко мне.

Не знаю уж, как Хаскин, когда вбежал, умудрился не заметить скелет? Видимо, все внимание сконцентрировал на мне. Но сейчас заметил. Вскрикнул, позеленел, схватился за горло, ойкнул и скрылся в туалете. Ему, в отличие от меня, с тошнотой справиться не удалось.

Круглянский в это время возился со скотчем, освобождая меня от липких пут.

– Ничего страшного, что седой. Зато теперь все девчонки будут на тебе, Костя, виснуть. Они любят седую юность, – усмехнулся он.

Появился Илья Львович, все еще зеленый. Теперь он издалека разглядывал скелет, опасаясь подойти ближе, но пытался шутить:

– А что, прямо скульптура из музея современного искусства! Я бы назвал ее «Memento mori».

Все невольно улыбнулись, а я чуть ли не ползком добрался до ванной, чтобы умыться. Голова трещала. Возможно, от паров керосина, которыми я надышался, пока не пришли мои спасители. Но я забыл о головной боли, когда взглянул в зеркало, висящее над умывальником. Точно, совсем седой.

– Как же вы вовремя! Еще немного, я бы тут окочурился, – сказал я, вернувшись в комнату и стараясь не смотреть на скелет.

– За это ты рэбе благодари, – сказал генерал. – Когда я доложил начальству, что дело закончено, то хотел дать команду, чтобы с тебя и с твоей квартиры сняли наблюдение, но он мне отсоветовал, – сказал генерал. – Мол, не надо торопиться. Пусть еще какое-то время следят и разговоры прослушивают. Я еще возражал, ссылаясь на нехватку кадров, но возражал для виду. За тридцать лет, что мы знакомы, я привык полагаться на его интуицию. Она и сейчас не подвела. Час назад мне вдруг позвонили и говорят, что у тебя в квартире гость появился и что-то не то у вас происходит, что-то угрожающее. Ну, мы сразу сюда и бросились. А теперь рассказывай, что все это значит?

– Только не здесь, – Хаскин кивнул в сторону скелета и добавил: – Да и вонь тут страшная.

Мы прошли на кухню, где тоже пахло керосином, но хоть не так сильно воняло «пережаренными шашлыками». Там я им все рассказал про Пашу, про мои записки, которые стал писать по его совету, и про эту последнюю (действительно, последнюю) встречу, когда выяснилось, что он второй сын спонсора и, собственно, идея «продления жизни», повлекшая за собой массовые убийства, принадлежала ему. Рассказал и об «елочной игрушке» – о невесть откуда возникшем белом шарике, которому я и обязан своим спасением.

Они слушали молча, а потом долго сидели ошарашенные. Особенно их поразило, почему родственникам убитых подкладывали деньги.

Хаскин сказал:

– Ни за что бы не поверил, если бы не видел все своими глазами. Вообще, вся эта история просто дичь какая-то! И деньги эти, что родственникам присылали. Ведь не идиот же он был?

Тут я им рассказал про луковку.

– Ба, хорошая история, – оживился Круглянский. – Уж сколько мы голову ломали с этой компенсацией, а ларчик просто открывался. Тоже ведь Страх Божий. Но в особо извращенной форме. Теперь я вам расскажу одну притчу. Некий садовник долгие годы выращивал сад. И это был не простой сад, а восьмое чудо света. Понятно, что садовник очень им дорожил. Но однажды он должен был на время уехать по делам. «Как же я сад оставлю без присмотра? Разорят же его в одну минуту», – тревожился он. – Даже если найму сторожа, тот сам же первый сад мой разорит». Думал садовник, что делать, ломал голову, но, наконец, придумал. Нанял он не одного сторожа, а сразу двух. Одного слепого, а другого – со слабыми ногами, так что он ходить не мог. Ибо решил он так в сердце своем: Ни тот, ни другой плоды сада моего воровать не смогут, ведь один ничего не видит, а второй хоть и видит, да подойти к плодам не сможет. Велел он им сад тот сторожить, а сам уехал. Но сторожа быстро смекнули, что если слепой посадит себе на плечи безногого, то они прекрасно смогут срывать плоды. Так они и поступили, обрывали дивные фрукты с деревьев и кустарников и продавали их тихонько. Так что вскоре в саду том ничего не осталось. Вернулся садовник, видит, что труд всей жизни его насмарку пошел, закручинился и говорит сторожам: Что ж вы, такие-этакие, сад мой разорили. А они ему в ответ: « Ты на нас напраслину возводишь. Мы же, слепой да безногий, никак не могли сад твой погубить. Хоть в какой суд обращайся. Отправился бедный садовник с сторожами к судье. Тот быстро все понял, велел слепому посадить безногого на плечи и к дереву подвести. Тут их афера и раскрылась. И были они сурово наказаны за свой хитрый обман.

– И к чему ты нам все это рассказал? – пожал плечами генерал. Я, признаться, тоже не понял морали этой басни.

– А все очень просто, – улыбнулся Круглянский. – Притча это о…

– О душе и теле? – вдруг спросил Хаскин.