– Нужен ли им Хаскин? Нет, не нужен. Более того, смертельно опасен. Весь вопрос в том, могут ли они без него обойтись? Могут, но при одном условии. Условие такое – имеется ли у них программа нахождения «напарников»? И умеют ли они ею пользоваться? Если умеют, то, боюсь, Хаскин уже мертв. А вот если нет, тут у него есть шанс. Они, конечно, станут выбивать из него эту информацию. И, конечно, выбьют. Он ведь, надо полагать, не Зоя Космодемьянская. Вопрос стоит так: успеем ли мы его найти до того, как он все им расскажет, или нет.
– Так он же не знает программы! – закричал я.
– Как это не знает? – удивились они оба.
– Он же «чайник»! Ничего в этом не понимает. И даже не пытался понять. Ему достаточно, что я понимаю. У него и программы-то нет.
– А-а, это отчасти меняет дело. Они же не поверят, что он и вправду не знает. И будут его пытать, пока он не расколется. Значит, у нас есть несколько лишних часов. Но вот где их искать?
***
…Александр Равильевич, «владелец заводов, дворцов, пароходов», как он в шутку про себя говорил, был разбужен чуть ли не в три утра. И больше поспать не удалось. Вследствие ночного звонка сразу навалилась куча срочных дел. Поэтому он пребывал в отвратительнейшем настроении. Хотя по виду и не скажешь. Он и впрямь был немного похож на Марлона Брандо. Стройный, подтянутый, несмотря на свои чуть за пятьдесят, и вальяжный, как всегда гладко выбрит, благоухающий дорогим дезодорантом. Густые, хотя и тронутые сединой волосы, короткий победительный нос с едва заметной горбинкой, пронзительной синевы глаза, излучающие абсолютную уверенность в себе и привычку повелевать. Словом, Александр Равильевич являл собой непреодолимый соблазн для женских сердец.
– Тамарочка, – сказал он секретарше, принесшей ему традиционный утренний кофе, – меня сегодня ни для кого нет. Все встречи отмени, кроме одной – с Хаскиным.
– С Ильей Львовичем? – удивилась секретарша. – Но ему ведь не назначено. Вы же с ним по средам встречаетесь, а сегодня вторник.
– Да, но он, думаю, появится. И скоро. Спасибо, Тамарочка, за кофий. Он у тебя как всегда выше всяких похвал. Да, и по телефону ни с кем меня не соединяй.
Не прошло и нескольких минут, как из приемной послышался шум и раздался дикий крик той же Тамарочки:
– Александр Равильевич! Он пихается!..
И тут же в кабинет ворвался Хаскин с совершенно белым лицом. Губы его прыгали.
– Убийца! – завопил он с порога.
– О, милейший Илья Львович! А я, представьте, предчувствовал, что мы нынче увидимся. Правда, не предполагал, что вы будете в столь растрепанных чувствах и начнете с оскорблений, – мягко и как ни в чем не бывало заулыбался «Брандо».
– Я!.. я… вы! Я всё знаю. О, какой я был идиот! – простонал Хаскин, сморщившись как от сильной зубной боли.
– Да что стряслось? Хватит ругаться, объяснитесь вы, наконец. Если зубки болят, мы вам сейчас анальгинчика дадим.
– Негодяй, подлец! Я пришел, чтобы сказать вам это. Что я вас презираю! И ненавижу. – От волнения у него совсем из головы вылетела та цель, что и заставила его броситься сюда сломя голову: что его меньшенького, Амброза, этот злодей хочет убить, как чьего-то «напарника», – Я ухожу. И, знаете, куда?
– Неужто в милицию? – захихикал Александр Равильевич.
– Именно туда. Немедленно! Прощайте, убийца и мерзавец! Встретимся в суде!