– Да-да, последняя коллекция, между прочим, – картинно откидывая длинные пшеничные волосы за спину, подтверждает девушка.

– Обалдеть, – не могу оторвать глаз от стильной вещицы. – Но откуда, Оксан? Откуда у тебя…

– Откуда деньги? – поняв меня с полуслова, заканчивает предложение.

– Да, – выдыхаю я, с нескрываемым любопытством разглядывая подругу.

Мы не виделись чуть больше двух лет, и те изменения, которые произошли с ней за это время, поистине впечатляют. В моей голове свежи воспоминания о том, как Оксанка лузгала семечки на лавочке под окном у бабы Вали, носила полуразвалившиеся галоши и «гэкала» с характерным южным акцентом.

Сейчас же передо мной совершенно другая девушка. Красивая, ухоженная, модно одетая. С большим апломбом и налетом обеспеченности, которого и в помине не было во времена ее жизни в нашей родной Николаевке.

Тогда мы с подругой имели много общего. Она, как и я, выросла в небогатой семье. Ее тоже воспитывала мать, сутками работающая на износ, чтобы прокормить детей. У Оксанки двое младших братишек, у меня – один. Мы учились в одной школе, жили в соседних домах, летом вместе загорали в огороде, а зимой по очереди таскали ветхий мутоновый полушубок ее двоюродной тетки (тогда он казался нам нереально крутой вещью, чем-то вроде песцовой шубы). Мы с Оксанкой были похожи и легко находили общий язык, но теперь от нашего сходства не осталось и следа.

На мне дешевое платье из плохо дышащей синтетики, а на ней – модный брючный костюм насыщенного абрикосового цвета. У меня – постоянно зависающий старенький Самсунг, у нее – Айфон последней модели. И этот список можно продолжать бесконечно. Каждая деталь нашей внешности буквально кричит о том, насколько мы разные. Каких-то два года – и между нами уже пропасть длиной в сотни тысяч, а то и в миллионы рублей. Как она умудрилась так подняться?

– Сумку мне Толик подарил. Колечко тоже он, – Оксана протягивает мне руку, демонстрируя здоровенный прозрачный камень на среднем пальце. В том, что это бриллиант, я теперь даже не сомневаюсь. – Да и вообще, все, что ты на мне видишь, куплено за его счет.

– Толик – это твой парень? – уточняю я.

– Ну… Для парня он уже староват, – подруга издает ехидный смешок. – Скорее, он мой папик.

– Папик? – я тупо хлопаю ресницами, не вполне улавливая смысл ее слов.

– Ну да, папик, спонсор, буржоёбель – называй, как хочешь, суть от этого не меняется, – она беззаботно закидывает ногу на ногу и коротко кивает подошедшему официанту, давая согласие на розлив вина.

– То есть ты… Ты спишь с ним за… За… – мямлю я, пытаясь подобрать нужные слова.

– Да, Ками, я сплю с ним за бабки! – восклицает она с таким видом, будто я не понимаю каких-то элементарных и само собой разумеющихся вещей. – Хочешь жить – умей вертеться, а если хочешь жить красиво – умей вертеться на толстом богатом члене. Вот тебе мудрость жизни, крошка.

Подруга выдает эти обескураживающие в своей аморальности слова с совершенно невозмутимым видом, ничуть не стесняясь наполняющего наши бокалы парня-официанта, который, вне всяких сомнений, ее слышит.

Та Оксанка, которую я помню, была куда скромнее. Она даже слово «член» вслух не произносила и уж тем более не «вертелась» на нем. А тут прям разошлась. Прогрессивная стала, раскрепощенная. И богатая. Прям до чертиков богатая, аж завидно.

– Но ты его хоть чуть-чуть любишь? – цепляюсь за последнюю соломинку, которая могла бы хоть как-то оправдать образ мыслей подруги.

– Ох, ну ты сказанула, – Оксана вновь растягивает губы в улыбке. – Любовь – это сказка для маленьких наивных девочек, придуманная для того, чтобы они становились женами глупых бесперспективных мальчиков и безропотно влачили жалкое существование до конца своих дней. Ведь любовь, мать ее за ногу, обязывает быть рядом со своим мужчиной, даже если он нищий работяга с зарплатой в десять тыщ рублей. Согласись, удобно?

– Ну… – в замешательстве тяну я.