В некоторых дворах спали под забором собаки, которые не были на привязи. Они могли в любой момент проснуться и зарычать на тебя. Поэтому подходить к такому двору надо было очень осторожно, быстренько засунуть газету в забор и как можно скорее удалиться от опасного места.
Однажды меня напугала одна белая собака, неожиданно выскочив из-за калитки пустого двора. Она начала лаять, оскалившись, а я отскочила от неё, прижав к груди стопку своих газет. Наверное, я вовремя увернулась, потому что на руке или на ноге, уже не помню, остались только белые следы от зубов, но без серьёзной царапины. С тех пор я побаиваюсь собак, даже если они на поводке. Здесь, в Германии, где собаки вызывают больше умиления у окружающих, чем маленькие дети, моя сдержанность по отношению к ним не раз вызывала удивление у их владельцев.
Моя сестра раздавала газеты на соседней улице и собак, в отличие от меня, совсем не боялась. Она брала с собой кусочки хлеба и бросала их всем опасным собакам, которых не привязывали на цепь, потому что они помогали чабанам пасти скот. Так она довольно быстро приручила всех своих «подопечных». На следующий день они выбегали навстречу к ней, виляя хвостами, в надежде снова получить угощение. Свою улицу она раздавала всегда в окружении радостных собачек, которые крутились возле неё как возле своей истинной хозяйки.
А иногда в газетах лежали ещё письма – белые с синей каёмкой конверты, с извилистыми цифрами индекса внизу и почтовыми марками с бумажными кружевами по краям. Доставлять письма было приятнее всего, особенно если их ждали. Бывало, подбегали дети и спрашивали: «Хат барма?» Есть ли письмо? Да, всегда радостно получать письма. И радостно их доставлять. Иногда приходит письмо с опозданием. Иногда оно уже не приходит никогда. Люди ждут и надеются. А ты просто разносишь почту. И радуешься за других, когда их ожидания сбываются.
Дядя Андрей
Жили у нас в селе разные люди. У всех останутся они в памяти по-своему. Или, может, даже немного одинаково. Вот дядя Андрей, например, работал электриком. Для нас, детей того времени, он был настоящим героем. Только он мог подниматься на электрические столбы, нацепив на ноги специальные железные когти – кошки.
Дядя Андрей – молчаливый, меланхоличный, идёт он, словно тяжела невыносимо его ноша. Доспехи несёт он на себе, кабели, отвёртки и что-то ещё. Он обходит всю улицу, проверяя лампы на столбах. Столбы стоят аккуратно в ряд.
Возле нашего дома тоже стоит старый, весь истёкший чёрной смолой электрический столб. Если прислушаться к нему, приложив ухо, можно услышать звон. Наверху на белых катушках протянуты провода. Соединены через столбы друг с другом, уходя далеко-далеко, за горизонт.
Где начало им, где конец?..
Дядя Андрей взбирается на столб, ему сомнения не ведомы. А у меня до сих пор сохранилось уважение к профессии электрика… потому что они умеют делать то, что я никогда не смогла бы.
Тётя Эрна
Тётя Эрна была у нас мать-героиня. У неё была даже медаль от государства и официальное почётное звание. В семье у них было 11 детей.
Одни из них похожи на маму, с тонкими линиями губ и гладкими светлыми волосами и бровями, другие – с яркими пухлыми губами на круглом лице и тёмными курчавыми волосами – были похожи на их папу, дядю Ваню. Он тоже был особенным, не похожим на других, потому что он был единственный у нас в селе мужчина, носивший длинную бороду, и поэтому мы его немного боялись, когда были ещё совсем маленькими.
Как и все женщины тогда, тётя Эрна всегда носила косынку на голове – сложенный треугольником ситцевый платок, связанный на затылке. Волосы, собранные в пучок, и ровная гордая осанка. Хотя я не так хорошо знаю её, чувствую в ней я особую силу. Как родник, который непрестанно продолжает бить из-под камней. Мне кажется, она и была такой – сильной и одновременно мягкой, как вода… Ходила она всегда прямо и быстрыми твёрдыми шагами. На руках она носила маленькие квадратные часики. Я помню, как она всегда проходила мимо нашего дома, когда шла в магазин. Иногда она, казалось, была усталая и шла, задумавшись о чём-то, не опуская голову, а смотря вперёд. Говорила она быстро и с каким-то особым задором.
Со своей соседкой, тоже многодетной матерью-героиней, говорила она по-казахски.
А в родительский день, когда собирались женщины и дети на кладбище, захватив с собой крашенные пасхальные яйца и другой перекус, чтобы помянуть покойных, расстелив одеяла на траве возле могилок с железными оградками, говорила тётя Эрна с нашей бабой Клавой по-немецки. Речь их приводила меня в изумление, так как очень хотелось знать, о чём же они говорят. Возможно, тогда и родился во мне интерес к немецкому языку. В любом случае этот эпизод – один из незабываемых, потому что велико было удивление слышать этот «тайный» язык, на котором, оказывается, некоторые могли разговаривать, но не говорили.
А ещё тётя Эрна спасла меня на медкомиссии от строгой женщины-врача, которая явно сомневалась в моей пригодности для школы, потому что я была настолько робким ребёнком, что не могла выговорить буквы на плакате для проверки зрения. Врач неодобрительно качала головой, явно теряя терпение, а тётя Эрна убеждала её в том, что она «всё умеет, просто стесняется». И уговорила всё-таки. Прошла я с горем пополам эту медкомиссию. Спасибо тёте Эрне. Помним.
Тётя Валя
В любое время дня, если кто-то сильно поранился или кому-то стало плохо, посылали всегда за тётей Валей. Она жила на нашей улице и работала медсестрой в больнице, которая, как и школа, была на той стороне, за железной дорогой, в соседнем селе. Тётя Валя была спасительницей в трудную ситуацию, когда надо было оказать срочную медицинскую помощь. На неё возлагали надежду в минуты боли и испуга. Она могла успокоить просто своим присутствием, сказать, что всё будет хорошо и что всё заживёт. Тётя Валя светлолицая, красивая, у неё зелёные глаза и звонкий голос. Как хорошо, что есть тётя Валя. Бояться нечего.
Елена Григорьевна