Мертвецы окружили защитников со всех сторон.

Лошади в панике били копытами.

Пожар распространялся, пожирая деревянные дома с такой легкостью, словно стены их были сделаны из обычной соломы.

Каллад потащил Гретхен к центральной башне замка, протискиваясь между беснующихся лошадей и конюхов, что пытались утихомирить перепуганных животных. Жадные рыжие языки пламени скакали по крышам. Доблесть обороняющихся уже не имела значения — через несколько часов Грюнберг перестанет существовать. Об этом позаботится огонь, который они запалили. Мертвецы не разрушат Грюнберг — живые взяли все на себя. Остался лишь отчаянный бег наперегонки с пламенем.

Прямого пути к ратуше не было, хотя один ряд ветхих зданий, казалось, превратился в своего рода временный огненный заслон. Каллад побежал туда, держась середины улицы. Хибарки бедного квартала корежились и рассыпались от жара, вспыхивая как угли. Мощное пламя оттеснило дварфа к трем дверям в центре ряда. Груда потрескивающего дерева перед ним всего пару минут назад была пекарней.

Каллад втянул в себя сухой обжигающий воздух и, метнувшись к средней двери, нырнул в рассыпающуюся оболочку аптеки, приветствуемый взрывами больших, оплетенных бутылей со снадобьями. Гретхен покорно следовала за ним, ребенок у нее на руках молчал.

Полыхающая притолока над черным ходом рухнула, засыпав дорогу обломками каменной кладки. Каллад оглядел преграду, вскинул Разящий Шип и с силой опустил его в центр завала. Позади застонали стропила. Каллад вновь вонзил топор в каменные потроха и разметал препятствие. Над головой оглушительно треснула балка, и на беглецов обрушился невыносимый жар. Через секунду потолок провалился, и они оказались в ловушке внутри горящего здания. Выругавшись, Каллад удвоил усилия, прорубая путь сквозь нагромождения камней, мешающих добраться до задней двери. Времени на раздумья не было. За минуты, потребовавшиеся для расчистки дороги, густой удушливый дым заполнил проход. Снова и снова острие Разящего Шипа вонзалось в кучу обломков, лунный свет и огонь сочились в щели — и тут Каллад наткнулся на дверь, заколоченную досками крест-накрест. Дым разъедал глаза.

— Прикрой рот ребенка, женщина, и пригнись. Или ляг на живот. У пола воздух чище.

Черная клубящаяся завеса заслонила все, так что он не знал, послушалась его Гретхен или нет.

Каллад отступил на два шага и с разбегу врезался в деревянный барьер, сокрушив его, вылетел по инерции на улицу и растянулся там ничком.

Задыхаясь и кашляя, из горящего здания выползла Гретхен — и в этот миг крыша не выдержала и рухнула. Женщина укачивала прижатого к груди младенца, успокаивая его и пытаясь одновременно досыта наглотаться свежего воздуха. Повсюду вокруг ревел и стрелял огонь. В аптеке гремели короткие, но мощные взрывы — это лопались от внутреннего жара витрины и склянки с химикалиями и всяческими диковинными зельями.

Каллад с трудом поднялся на ноги. Он оказался прав, ряд лачуг, словно барьер, не подпускал пожар к этому кварталу обнесенного стеной города. Однако подаренная им отсрочка будет невелика. Все, что осг тается сейчас, — это молиться Гримне, чтобы импровизированная противопожарная преграда продержалась столько времени, сколько понадобится ему для того, чтобы успеть вывести женщин и детей из ратуши.

Он пересек двор и, остановившись у огромных, окованных железом дверей замка, принялся стучать по ним обухом топора, пока створки не отворились на дюйм и в щели не показались испуганные мальчишечьи глаза.

— Шевелись, парень. Убираемся отсюда. Открывай.

По лицу мальчика расплылась улыбка. Очевидно, он решил, что битве конец. А потом за спинами Каллада и Гретхен он увидел огонь, уничтожающий развалины его города. Мальчик отпустил тяжелую дверь, и та распахнулась сама, оставив его стоять в проеме с деревяшкой в дрожащей руке — игрушечным мечом. Ребенок этот видел не больше девяти-десяти весен, но осмелился встать между женщинами Грюнберга и смертью. Оттого-то дварф всегда с гордостью сражался рядом с людьми: среди них всегда найдется место доблести, даже когда ее не чаешь встретить. Каллад хлопнул мальчонку по плечу:

— Давай выводить женщин и детей, верно, парень?

Вслед за мальчиком они прошли по широкому коридору с украшенными огромными гобеленами и ни на что не пригодным оружием стенами. Проход вывел их в холл, где толпились, теснясь в тени и темных уголках, матери с детьми. Калладу хотелось пообещать им, что они спасутся, что все будет хорошо, но он не мог. Их город лежит в руинах. Их мужья и братья мертвы или умирают, поверженные монстрами. Какое уж там «хорошо»…

Так что вместо лжи он предложил им горькую правду:

— Грюнберг почти пал. Его никому уже не спасти. Город горит. На стенах кишат мертвецы. Ваши родные погибают, давая вам шанс выжить. И вы обязаны воспользоваться этим шансом.

— Если они гибнут, почему ты здесь? Ты должен быть там, с ними!