Книги

Дом в Африке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Всё нормально, — заверил я её и шагнул внутрь машины. Руста и Сури последовали за мной. Дверь тихо чмокнула уплотнителями, отрезая нас от африканской жары. Тусклые плафоны засветились ярче, открывая вид на убранство салона, которое поражало своей роскошью — диван в виде бублика, низкий столик перед ним, холодильник за одним из хвостиков бублика, на стене висел большой экран, под ним видео- и аудиоаппаратура, шкафчик или закрытый мини-бар за вторым хвостиком, мягкое ковровое покрытие, натуральное. Места полно, тут ещё троим можно уместиться свободно, не стесняя никого, но всё равно — мало. Снаружи лимузин размером с «пазик», не меньше. Только пониже, что неудивительно — в полный рост стоять не требуется, так как места для всех хватит. Может быть, у него такая просторная кабина?

И ни одной живой души, кроме нас.

Закрыли? Поймали в ловушку? Странно, интуиция и чувство опасности, развившееся в последнее время очень хорошо, молчат. Да и смысл закрывать двух эхоров — четвёртого и шестого ранга? Тут только одна Сури легко выдавит дверь, а есть ещё Руста, которая сомнёт в комок бронированный лимузин, весящий больше БТРа.

В этот момент сдвинулась панель со стороны кабины, открывая стекло, скорее всего, бронированное и с добавлением рудилия, судя по небольшому зеленоватому, чуть-чуть искрящему, оттенку. С той стороны на специальной автомобильной кушетке полулежала очень старая темнокожая женщина, опутанная трубками капельницы, с маской кислородного аппарата, в белой просторной пижаме, больше похожей на больничную робу (или мне просто этот образ навеял вид больной), шапочка на голове чуть сбилась в сторону, показывая, что та выбрита до блеска.

Рядом с ней сидел молодой смуглый парень, скорее всего, индус по национальности, в белой одежде и белом маленьком тюрбане.

— Здравствуй, Санлис Рекдог, — скрипучим одышливым голосом произнесла женщина. — Обращайся ко мне — мадам Фоке.

— Хорошо, мадам Фоке, — ответил я и следом задал вопрос. — Как понимаю, вы прослышали о моих способностях целителя и приплыли попросить помощи?

Парень на моих словах дёрнулся.

— Тихо, Ркел, тихо, — остановила его пиратка, потом ответила на мой вопрос. — Я никогда не просила никого или только тех людей, от которых зависела. Да и то подобное случилось в последний раз более трёх десятков лет назад, Санлис. За это время я отвыкла…. просить… кха, кха…

Индус засуетился возле медицинской аппаратуры, которой в соседнем отсеке было столько, что места для лежанки больной и медбрата едва хватало. Через минуту кашель прошёл, но ещё две или три женщина собиралась с силами для разговора.

— Не просила, но приходится вновь вспомнить это из прошлой жизни, — просипела мадам. — У меня саркома лёгких и позвоночника, жизни мне обещано не более пары недель.

— И вы хотите продлить её? Жизнь, я имею в виду? — негромко произнёс я.

— Смерти я не боюсь, но мне страшно за своё дело, которое может разрушиться после того, как уйду к богам. Увы, я так и не успела подготовить преемницу на своё место. Ни одна кандидатка не смогла выдержать испытания и проверки. И если я сейчас…

Очередной приступ скрутил пиратку, и мне пришлось терпеливо ждать, когда она придёт в себя.

— … кха, кха… моё дело, точнее, дело всего моего рода важнее моей жизни. Меня проклянут духи предков, если на мне всё закончится. И я говорю тебе… прошу — помоги. Сможешь?

Да уж, вот это бабульку припёрло. Вроде бы в двадцать первом веке живём, а такой средневековый фанатизм. Если, конечно, она не играет роль. Тут, если жить захочешь, то любую сыграешь. Да так, что сам Станиславский с того света спустится и крикнет от всей души: верю!

— Я не могу диагностировать вас через эту перегородку, — кивнул я на особое стекло, не позволяющее использовать мои способности эхора. — Желательно, чтобы между нами её не было или, что ещё лучше, чтобы я находился рядом с вами.

— Это невозможно, — не выдержав, вмешался в разговор индус. — Здесь поддерживается стерильная атмосфера, открытие две…

— Ркел.

— Простите, мадам, — мигом прервался парень и как мог, согнулся в поклоне, чтобы ничего не задеть, — простите.