На сроке в два месяца Эллен уже отчаянно хотелось вернуться домой к родителям. Но когда она представляла себе, какие ее ждут унижения, как ей придется вымаливать у Джины еще один шанс, какой самодовольной усмешкой встретит ее мать, становилось понятным, что нет у нее никакой возможности покинуть Стрейкера.
Потому что идти ей было некуда.
По мере того, как младенец рос у нее в животе, она убедила себя, что его рождение окажет на Конрада благотворное влияние. Он любил детей: глядя на то, как он возится с отпрысками других карни, двух мнений тут быть не могло. Опять же, перспектива самому стать отцом зачаровывала его. Вот Эллен и думала, что в присутствии малыша Конрад станет мягче, его характер изменится к лучшему.
Но шестью неделями раньше, когда ребенок Г родился, эта надежда рухнула. Эллен не поехала в больницу. В мире карни действовали свои законы. Она родила дома, в трейлере, с помощью повитухи-карни. Роды прошли относительно легко. Угрозы ее здоровью не возникло. Все обошлось без осложнений. За исключением… Младенца.
Она содрогнулась от отвращения, подумав о младенце, и вновь взялась за стакан. И, словно почувствовав, что она думает о нем, младенец в очередной раз подал голос.
— Заткнись! — крикнула она, зажав уши руками. — Заткнись, заткнись!
Куда там.
Кроватка тряслась и раскачивалась, потому что младенец извивался и сучил ножками от злобы. В Эллен допила налитый в стакан бурбон, нервно облизала губы и опять почувствовала прилив пьяной храбрости. Вылезла из-за столика. Покачиваясь, стояла в крошечной кухне. Гром гремел все чаще, накладываясь на музыку ярмарочного шоу, заглушая ее. Она двинулась к детской кроватке, остановилась у изножия. Включила лампу. Мягкий янтарный свет заполнил трейлер, разогнав тени по углам.
Младенец перестал дергаться. Уставился на нее, глаза сверкали ненавистью.
Ей стало дурно.
Но злобный взгляд младенца гипнотизировал, Эллен не могла отвести глаза, не могла шевельнуться, у нее возникло ощущение, что она обратилась в камень.
Молния осветила окно, первые большие капли дождя упали на крышу трейлера вместе с докатившимся раскатом грома.
Она в ужасе смотрела на своего ребенка, капли холодного пота выступили на лбу. Младенец не был нормальным, о нормальности вообще не могло быть и речи. Для его отклонений от нормы еще даже не нашли медицинского термина. Собственно, его нельзя было называть ребенком. Он был не человеческим младенцем, а неким существом, не уродом, а представителем разумной цивилизации, кардинально отличающейся от человеческой.
Он был отвратительным.
— Господи, — язык Эллен заплетался. — Господи, ну почему я? Что я сделала, чтобы заслужить такое?
Большие, зеленые, нечеловеческие глаза чудовища по-прежнему злобно сверлили мать взглядом.
Эллен хотела отвернуться от него. Хотела выбежать из трейлера, в грохочущую грозу, в темноту. Хотела вырваться из этого кошмара, начать жизнь с чистого листа.
Существо дернулось, его ноздри шевельнулись, словно у волка или собаки, Эллен буквально услышала, как громко оно втягивает воздух, словно выделяя ее запах из других запахов трейлера.