– Идиотская затея, – пробормотала. – Не понимаю, почему они от меня не отстанут…
Ольга медленно шагнула с крыльца. Морозный ветер подхватил ее дыхание, завертел тонким паром и опустил инеем на ворсинки пушистого шарфа.
– Сложно отказать себе в удовольствии не причинять добро, – отозвался Макс.
Ольга посмотрела на него исподлобья, задумчиво улыбнулась.
– Не причиняйте мне добра Своей неискренней заботой. Смертельно душит, как гарро́той, Насквозь фальшивая игра… Это стихи Евгения Меркулова.
– Правильные стихи, – вздохнул Макс, понуро опустил голову. Затянулся. – Пашку от тети Гали забирать надо?
Ольга покачала головой:
– Нет, я его с соседкой оставила… Ты езжай домой, Макс. Я сама доберусь.
Макс покачал головой.
– Не, пошли, пройдемся. Ты там же, на Люблинской квартиру снимаешь?
Ольга кивнула.
– А чего к матери не переедешь? – спросил, щурясь от ветра.
Спросил, хотя и сам понимал, почему. Шумно шмыгнул носом. Мелкие, колкие снежинки, будто крохотные пули били по лицу, трепали щеки. Макс поежился, торопливо потушил сигарету и сунул руки в карманы.
– Да, нам вдвоем с Пашкой проще…
– От Морозова что-нибудь слышно? Алименты хоть на Пашку платит?
Ольга снова кивнула. Медленно, будто через силу. Макс понял – все еще свежо, не простила.
Что бы там между ними не произошло, он не лез. Не его дело от слова «совсем». Но Ольгу жалко, конечно. Красивая, но потухшая, будто выключили ее тогда. Да и Морозов не лучше.
«Да, наделали дело́в», – подумал с тоской.
Но промолчал.
Они молча ехали в метро, молча шли от станции до Ольгиного дома. И было в этом что-то не тягостное, а свойское, будто эта нелепость, что с ними произошла в этот вечер их сделала заговорщиками.