Как уже упоминалось, Женя привез с Питкэрна трех девушек. Так вот, здесь он несколько переоценил свои силы. Или, точнее, недооценил их упадка после беспримерного шестиночного подвига. И, значит, одна из гостий, невысокая и пухленькая, до сих пор оставалась не обслуженной.
Кроме того, что на Хендерсоне, что на Питкэрне понятие мужской красоты было несколько своеобразным. Считалось, что она прямо пропорциональна объему талии. Наверное, так получилось из-за хронического недоедания обоих племен в течение веков — ведь позволить себе отрастить пузо в таких условиях мог или великий охотник, или не менее великий вождь. То есть наиболее предпочтительный объект для притязаний.
По такому критерию испанцы, конечно, на мужчин тянули с некоторой натяжкой — в долгих океанских плаваниях не растолстеешь. Я тоже, наверное, не выглядел в глазах островитянок Аполлоном. В этом смысле Женя, наевший на американских харчах аккуратное брюшко, смотрелся куда привлекательнее. Но только до того момента, как на острове появился отставной майор.
Увидев дядю Мишу, пухленькая так и застыла с вытаращенными от восторга глазами. Но потом сбросила оцепенение и опрометью кинулась к пляжу, только пятки засверкали. Я поначалу решил, что она испугалась, но вскоре выяснилось, что дело обстоит с точностью до наоборот. Девушка скоро вернулась, но уже в сопровождении Тани и громко тараторя при этом. Таня, с сомнением глядя на нас, что-то отвечала. Хоть я и не был особым знатоком полинезийского, но суть все же понял — как-никак, живу на острове уже больше двух лет.
— Подруга, — убеждала Таня пухленькую, — поимей терпение! Не видишь, люди делом заняты. Вот закончат они его, подобреют, тогда я и переведу прекрасному пришельцу твои просьбы.
— Что это они? — обратил внимание на оживление неподалеку от навеса дядя Миша.
Я охотно пояснил:
— Та, которая пониже, хочет признаться вам во внезапно возникшей большой и чистой любви небывалой интенсивности. Но не может, потому что пока не знает русского. А которая повыше — это Таня, моя подруга. Говорит, что надо подождать, пока мы допьем пиво, и тогда она все переведет.
И тут до сих пор невозмутимый дядя Миша малость растерялся.
— Точно? — непонятно зачем спросил он, ибо достаточно было просто взглянуть на пухленькую, и все становилось ясно. — Надо же… А что ты девушек за стол-то не приглашаешь?
— Нельзя им пива. Хотя на кухне должно остаться немного колы, сейчас принесу. А вы пока усаживайте дам.
— Прошу, красавицы, — привстал майор, — украсьте собой наше по какому-то недоразумению чисто мужское общество.
Даже Таня поняла не больше половины произнесенных слов, а вторая — еще меньше, но смысл они уловили правильно. И вскоре, благосклонно хихикая, причем, что интересно, в нужных местах, уже принимали ухаживания дяди Миши.
В общем, я совершенно не удивился, когда на мое приглашение погостить на острове подольше Женин дядя ответил безоговорочным согласием. А вот поселиться в моем доме отказался, сказав, что при такой погоде тут можно жить и просто на улице, так что палатка «Килкенни» его вполне устраивает. Мол, по армейским меркам она вообще прекрасно подойдет для отделения.
С появлением нового гостя работы на верфи пошли заметно интенсивнее — все-таки работать руками дядя Миша мог куда лучше своего двоюродного племянника, не говоря уж об островитянах. Кроме того, он подверг ревизии мой арсенал, особое внимание уделив самодельным образцам.
Начал он с восемьсот четвертого «крыса», и вскоре мне было представлено резюме:
— Грохает оно у тебя, конечно, здорово, просто загляденье слушать. Отдача тоже как у настоящего ружья. В общем, если бы оно еще и стреляло хоть самую малость приличней, ему бы цены не было!
А вот шестьсот третья винтовка дяде Мише очень понравилась. Мало того, он изготовил для нее пули, которые были почти вдвое легче моих, и с четырехсот метров проделал в ростовой мишени шесть дырок с одного барабана. Одна, правда, оказалась с самого края в районе плеча, но все равно я офигел.
— На такое ружьишко можно уже и оптику ставить, — подвел итог майор. — А кто учил стрелять Ханю с Тимом?
— Да они в основном как-то сами…