Вполне возможно, что чистую речку можно было найти и поближе к Москве, но именно что найти, то есть ее пришлось бы искать. Но про одну, расположенную километрах в двухстах, я знал точно.
Сейчас в Москве был вечер субботы, пятое февраля. Ранним же утром в воскресенье моя «девятка» выехала из столицы и двинулась на север, в сторону Сергиева Посада. Его я проехал, когда уже рассвело, и еще часа полтора двигался по шоссе на Калязин. Но, не доезжая до Сужи, свернул направо и остановился перед мостом через реку Нерль. Вылез, надел лыжи, повесил на спину рюкзак с аппаратурой и пошел по берегу к тому месту, где река сужалась, протекая через лес.
Там я выбрал место для установки генераторов, запустил их, за пару итераций подкорректировал места совмещения и, шепнув себе «с богом!», открыл полноразмерный переход трехметрового диаметра с реки Нерль в свой котлован. А потом минуты три слушал треск ломающегося льда здесь и восторженные вопли аборигенов там. Наконец вода стала переливать через края моего прудика, и я выключил генераторы. Вновь небольшая пробежка на лыжах, и я уже еду в Москву. А оттуда — на Хендерсон. Следовало спешить, потому как я хоть и предупредил островитян, что пить эту воду в сыром виде нельзя, надо обязательно кипятить, но мало ли! Первое время лучше лично проследить за соблюдением данного условия.
Глава 6
Все-таки два островитянина заболели в результате моего чуда с прудом. Но не из-за бактерий, содержавшихся в воде, а банально простудившись. Я ведь их накручивал только про то, что появившуюся воду нельзя будет пить, но не сказал ни слова относительно того, что в нее и заходить тоже весьма не рекомендуется! По крайней мере, тем, кто не морж. Аборигены же просто не могли представить себе, что вода может быть столь холодной! В результате один паренек с разбегу кинулся туда и еле успел выскочить — ноги от холода у него свело уже на берегу. Второй же, хоть и не лез в воду, но долго топтался у нее, не обращая внимания на холод, и потом тоже слег.
Вообще-то я читал, что если бы наш современник попал в прошлое, да еще к развивающемуся в изоляции народу, то этот самый народ мгновенно вымер бы от болезней, к которым у него не могло быть иммунитета. И вроде даже что-то такое случилось, когда население какого-то островка после визита французского корабля поголовно заболело гриппом.
Наверняка в подобных соображениях есть доля правды, подумал я. Но именно что доля, потому как случаев прибытия европейцев на изолированные острова было много, а случаи заболевания туземцев так и остались единичными.
Возьмем, например, моего тезку Миклухо-Маклая. Правда, он не мог быть носителем СПИДа или птичьего гриппа. Однако вполне мог нести вирусы оспы, которая сейчас практически исчезла, да мало ли чего еще! Обычный грипп, кстати, тогда уже вполне был. И что? Аборигены остались живы и здоровы, зато сам Маклай в конце концов заболел от непривычных условий жизни. И вот что он писал на эту тему:
«Но мне не пришлось сказать о теневой стороне появления миссионеров на островах Тихого океана. Эта теневая сторона, по моему мнению, состоит главным образом в том, что за миссионерами следуют непосредственно торговцы и другие эксплуататоры всяческого рода, влияние которых проявляется в распространении болезней, пьянства, огнестрельного оружия и т. д. Эти «благодеяния» едва ли уравновешиваются умением читать, писать и петь псалмы!»
То есть болезни если и возникали, то после появления не миссионеров или исследователей, а торговцев! Кстати, я потом нашел в сети несколько подтверждений этому тезису.
Поэтому от меня требовалось всего лишь соблюдать не очень сложные правила:
— не посещать остров, если чувствую недомогание;
— перед каждым визитом мыть руки;
— не чихать на аборигенов и не есть с ними из одной посуды; и вообще держаться на некоторой дистанции.
Последнее у меня получалось само собой — ведь я все-таки пришелец с неба, а не гость с какой-нибудь Мангаревы.
Заболевшие поправились через неделю, и за это время вода в озере более или менее прогрелась. Правда, ее уровень заметно упал, но в последние дни падение почти прекратилось — видимо, грунт вокруг водоема пропитался водой и перестал так уж свободно пропускать ее. Но вообще пруд стал каким-то полюсом холода, вокруг него даже начали было чахнуть кусты. Однако потом они вроде бы адаптировались, и островитяне тоже скоро привыкнут.
Их, кстати, заинтересовало, что это за белые куски плавали в моем пруду поначалу и куда они делись потом. Я притащил из Москвы пару кусков льда и показал Хане с Тимом, как они тают, а молодые люди, прослушав первый в их жизни урок физики, отправились просвещать своих соплеменников. И теперь островитяне знали, что на небе очень холодно — настолько, что даже вода превращается в камень. В общем, обычному человеку там ни за что не выжить.
Теперь, когда у меня появился запас воды, можно было задуматься о развитии земледелия. Потому как здесь не дача, где мне самому приходилось ковыряться в глине. Сельхозрабочих вполне достаточно, на мою долю останется только общее руководство процессом и дегустация полученного урожая. Вот только земля на Хендерсоне была такая, по сравнению с которой глина на моем участке вполне сошла бы за чернозем. И как только на этих камнях ухитрялись расти здешние кусты? Правда, горох у резиденции принялся неплохо, только его приходилось регулярно поливать.
В общем, до так называемого сезона дождей оставался месяц местного времени, и за это время следовало подготовить островитян к ведению сельского хозяйства. Почему я назвал сезон дождей так называемым? Да потому что времена года на Хендерсоне выглядели так.
Лето — оно жаркое и сухое.