Петр (не отрываясь от подсчетов): Ты отвел его?

Йоханан: Да… (Сердито). Прости меня, равви, но мне кажется, что ты чересчур мягко обошелся с этим выскочкой. (Идет по сцене, нервно). Тебе следовало бы передать ему, что прежде, чем учить других, ему надо было бы попридержать свой ядовитый язык, потому что Всемогущий разберется и без его советов, как Ему лучше поступить…

Петр: Йоханан, Йоханан!.. Заклинаю тебя нашим Господом, остановись!

Йоханан: Но он оскорбил и тебя, и всех нас.

Петр: Подумай, Йоханан, ведь это всего только слова. Разве они что-нибудь значат? Подумай, как должно кровоточить у человека сердце, чтобы он, не разбирая дороги, забыв обо всем, рвался вон из этого мира, о котором сам Всемогущий Творец сказал, что он хорош?.. Нет, нет, брат, прежде чем осуждать кого-то, нам надо научиться уважать чужую боль, чужие страдания, чужие неудачи, несчастья и падения. (Негромко). Вспомни сам, разве жизнь нашего Иешуа не была одной сплошной неудачей? Разве не закончилась она страданиями и смертью?.. Разве я не рассказывал тебе, как он страдал от толпы, которая ходила за ним по пятам и требовала от него чудес и волшебных историй, вместо того, чтобы прислушаться к тому, о чем он говорил?

Йоханан (тихо): Мы верим, что он воскрес.

Петр: Да, Йоханан. Мы верим, что он воскрес. Но мы верим еще и в то, что он воскрес для тех, кто верит в это. Это значит, что наша вера истинна, потому что она никого не принуждает и никого не насилует. Она для тех, к кому Господь приходит сам, а не для тех, кто устраивает вокруг его имени такой шум, что уже не слышит даже голоса собственного сердца. (Быстро поднося палец к губам, останавливая Йоханана, который уже открыл рот, чтобы задать вопрос). Тш-ш-ш… Если Господь захочет открыть тебе свои тайны, то ты все узнаешь в свое время… (Добродушно). Ну, ну, не вешай носа, маленький Йоханан. Помни, что всему свое время, брат… К тому же, слава Всевышнему, у нас есть сегодня и хорошие новости. (Показывая на свои записи на полу). Смотри, у нас хватает денег даже на то, чтобы выкупить Матфана-кожевенника и всю его семью. Что теперь скажешь, маленький Йоханан?