— Не просто, но и не сказать, чтобы невозможно. Как у тебя с языками? Если знаешь английский, считай, полдела сделано.
— А вторая половина?
— Анкета. И опыт работы. Ты ведь в ординатуру пойдёшь? — Зина, как и большинство в нашей группе, не от сохи, папа у нее главный врач крупной по нашим Черноземским меркам, больницы.
— Если направят, — скромно сказала Зина.
— Допустим, направят. Проходишь ординатуру, подтягиваешь язык, лучше два, и — вуаля! Едешь работать за рубеж. Только не путай работу с туризмом: работы у врача много, красотами любоваться некогда.
— А за рубеж — это куда?
— По потребности. В Ливии к тому времени откроется советская больница, если хочешь — замолвлю словечко. Большая практика, хорошее оснащение, и зарплата в валюте, в чеках. За три года спокойно на «Волгу» заработаешь. Или на кооперативную квартиру. А, может, и уезжать не захочешь, место чудесное, с одной стороны великая пустыня, с другой — великое море. И люди в целом замечательные, к хорошим врачам со всем уважением. У мусульман женщины к врачам-мужчинам ходят неохотно, будешь пользоваться необыкновенным успехом. А какие там базары, какие лавки! Костюмы — я показал на свой — легко! И недорого.
— Это как — легко? Там, что ли, шьют?
— От Ливии до Италии морем рукой подать. И до Франции, Испании, прочих стран — море-то Средиземное. А контрабанда — древнее уважаемое ремесло. Чего только не найдешь в арабских лавках! Хорошему доктору скидка обеспечена. А то и так отдадут, за медный грош, мусульмане добро помнят. Одежду будешь вывозить не чемоданами — контейнерами!
— С языками у меня, как у Чапаева, — вздохнула Зина.
— Подучишь. Если есть цель, язык учится легко.
— А где лучше всего учить язык?
Если Зина ждала, что я предложу свои услуги, то это вряд ли. То есть точно нет. А совет почему не дать?
— Для подготовки врачей, нацеленных на зарубеж, есть спецординатура. А можно просто записаться на курсы языка, ходить в Интернациональный клуб при нашем университете, слушать радио, читать книги…
Так мы и болтали о том, о сём.
В Триполи прислали другой самолет, тоже спецборт, «Ту-154», на нём мы и вернулись. А главный, «Ил-62», стали осматривать специалисты. Нашли что-то, нет — не знаю. Никто мне, понятно, не докладывал, и докладывать не будет. Мне посоветовали, порекомендовали, приказали — жить обыкновенной студенческой жизнью. Не высовываться. О случившимся — ни-ни. Вот я и живу. Хожу, навещаю сограждан в их естественной среде обитания.
Среди врачей, пожалуй, писателей побольше, чем среди кочегаров, плотников или даже инженеров — в процентном отношении, конечно. Потому что врачи видят многое. И то, чего видеть вовсе не хочется. А хочется забыть. Потому и пишут, следуя формуле «записать — значит, забыть». Всё лучше, чем водку пить. Надёжнее.
В Москве, в Шереметьево, чемодан не нашёлся. Вроде бы его стараниями Автандила Вахтанговича отправили в Анголу, и обещали вернуть, но вон сколько времени прошло, а о чемодане ни слуху, ни духу. Оттого я и заглянул в «Березку», накупил всякого-разного на изрядную сумму, но всё равно жалко и костюма, и верного «грюндига», и фотоаппарата «ФЭД», полученного за победу в турнире. Другой фотоаппарат купить мне нетрудно, но ведь будет не то, совсем не то.
Сентиментален я не по годам.
Потом мы всё-таки поехали в поликлинику номер семнадцать, что неподалеку от главного здания университета. Тоже из прежних времен поликлиника, дореволюционных, когда-то это был доходный дом купца первой гильдии, потом в нём размещались разные советские учреждения, а после войны здание отдали медицине. Пользуйтесь. Тогда, после войны, и этому были радешеньки, но теперь населения прибавилось, и стало тесновато. А где теснота, там и обиды, вопрос лишь времени, когда они проявятся, эти обиды.