Мне бы хотелось испытывать чувство эйфории, но отчего-то вместо радости я ощущала грусть и тяжесть.
Подумала, что адмирал прав. И лучше расставить все точки над i сегодня.
Чёрт. Кто бы знал, как это трудно. И как хочется, чтобы Север не морочил мне голову и не примерял на меня трагедию своей супруги, как бы жестоко это не звучало.
До окончания рабочего дня было ещё много времени.
Решила использовать один проверенный метод. Залюбить и ублажить мужчину до состояния полного расслабона, а потом попросить то, что так сильно хочется.
Вдруг, да сработает?
* * *
— И что это значит? — хмыкнул Загорский и прислонился спиной к стене.
Руки на груди сложил, мою записку, (а записка на бумаге!) Он ведь любит бумажные экземпляры, между пальцев зажал.
Поза воинственная. Взгляд напряжённый, но заинтересованный. Скользит взглядом по моему телу и Северу однозначно нравится то, что он видит.
Я расстаралась.
Пришлось даже на поклон к Шарлотте сходить.
У Шар, к счастью нашлось идеальное платье (новое!), которое она сказала, можно навсегда забрать и даже испортить. Имелось в виду, что мужик как увидит меня в этом сексуальном безобразии, разорвёт платье руками, зубами, чтобы скорее добраться до сладенького.
Правда, за платье пришлось кратко поведать, что Север очень даже классный мужчина. В постели, ага. Именно это она и хотела услышать, желательно более детально. Но других подробностей Шар от меня не дождалась. Ещё чего не хватало, распространяться об очень личной жизни.
Потом ещё я выдержала взгляд кошки Шарлотты. Гавана смотрела на меня так, словно она знала какой-то страшный секрет обо мне. Пришлось погладить пушистую котейку, отчего-то без этого действа Гавана меня не пропускала на выход.
Но самое главное, длинное восхитительное платье из черного нежнейшего бархата было у меня.
Точнее, уже на мне. А под ним – ничего.
И это роскошное платье выгодно подчёркивало мои формы.
Волосы я уложила волнами, и они красиво лежали на плечах.
Вечерний макияж, алая помада, высокий каблук и Север явно не знал, как себя со мной вести. Ведь утро у нас с ним после разговора о полёте на Ганимед откровенно «сломалось».