— Тебя подброшу, — по-прежнему добродушно бросает Котлинский, отпивая из чашки. — Форсмажор, так сказать, по вине клиники: опоздание пациента. А у неё ж тот случай, когда терапию пропускать нельзя…

Котлинский с постоянством, заслуживающим лучшего применения, продолжает называть наши действия терапией, а я уже и не спорю.

— Тем более, они сейчас начали погашение дебиторской задолженности, по их собственной инициативе, — продолжает прихлёбывать чай Котлинский, — не будем обострять. Подождём её сегодня, сколько надо.

— Что есть дебиторская задолженность? Раньше не сталкивался.

— А-а-а, да, ты ж не в курсе… Это их финансовые обязательства в наш адрес, исходя из подписанных обеими сторонами договорных обязательств.

— Ничего себе. Так у нас с ними и договор есть? — широко раскрываю глаза от удивления.

— А ты как думал? — не менее удивлённо смотрит на меня Котлинский. — Есть, как говорят по телевизору, правовое поле. Есть Гражданский Кодекс. Во всех действиях нужно стремиться оставаться как можно ближе к законодательству.

— Да мне как-то кощунственно, — откровенно делюсь ощущениями, — сама идея поднимать тему договора в отношениях с конкретно Анной.

— Знаешь, тут не согласен. — Отрезает Котлинский. — Не буду ни спорить, ни аргументировать, но именно по этому пункту предлагаю тебе лично дорасти до директора и хозяина в одном лице хотя бы компании из двадцати человек, а потом вернёмся к этому разговору. А я с удовольствием у тебя поучусь, как управлять отношениями без договоров. Со всеми… С поставщиками, клиентами, сотрудниками…

Похоже, Котлинский обиделся на слово «кощунство».

— Извините, — улыбаюсь. — Не хотел обидеть. Видимо, в силу возраста, склонен недооценивать материальные аспекты. Вообще, с самого начала же договорились, управление финансами и отношениями с клиентами — не моя тема. Простите дилетанта, мне вообще не следовало озвучивать точку зрения по вопросу…

Котлинский ощутимо смягчается, подливает в обе чашки чая и тоже отыгрывает назад:

— Согласен. Знаешь, справедливости ради, ты не один такой. Недооценивающий материального… Стеклов вон — твой астральный близнец… Так что это было абсолютно правильное решение: лечит один человек, очередью и финансами управляет другой…

— Кстати. Я вот хотел спросить. Сегодня один из СГО надоумил. Игорь Витальевич, а что вы можете сказать об отторжениях при трансплантации?

Котлинский на секунду замирает с чашкой в руке, переключая мозги на другую тему, а я продолжаю:

— При трансплантации, при анализе совместимости, тест на совместимость какие пункты анализирует? Чтоб донорский орган реципиентом не отторгался?

— Если без длительных пояснений, то комплекс антиген-антитело. — Смотрит на меня поверх чашки Котлинский. — Там сложно сходу быстро объяснить. Учитывая нашу разницу в подходах. У нас сейчас столько времени нет. Но если вопрос серьёзно задан, то давай займёмся твоим дообразованием. Стеклов так вообще счастлив будет. Тест называется HLA. Можешь сам почитать на досуге. Только по-моему это тупик… конкретно в нашем с тобой случае.

— Спасибо, не надо ничего глубоко объяснять. Мне как раз в таком виде ваш ответ и годится. Я уже вижу, что, как и в случае с онкологией, наша медицина на клеточном уровне анализирует, как мне кажется, «химию», а не «физику». Уже из ваших слов вижу. Что рабочие частоты не сравниваются и не анализируются. Соответственно, сверка частот имплантируемого органа с частотами «системы» реципиента не производится. В итоге, резонанс там, или его полное отсутствие — это угадайка. А далее, все терапии по подавлению отторжения имплантированного органа — видимо, корявая попытка стабилизировать частоты химическим путём… вводя в каналы коммуникации нервной системы некие «усредняющие» колебательные контуры… В виде добавок…

Лицо Котлинского, по мере моей тирады, вытягивается, потом он осторожно ставит чашку на стол:

— Ты не слишком с места в карьер? Может, лучше вначале «на кошках» потренируемся? Лет хотя бы пять, а лучше десять? Отторжение донорских тканей — та ещё проблема… Я, честно говоря, слегка в шоке. Знаешь, есть такой «комплекс бога»…