Ну, я в этом проблемы не увидела – станет меньше существ, которые пугают детей, роясь у них под кроватью. Я, конечно, понимаю, что все эти домовые, или к какому там виду относился чернявенький, веками на четвереньках ползали. Но ведь что-то нужно менять – или исчезать навсегда. Потери некоторых сказок этот мир даже не заметит, он ради них лишний раз от экрана смартфона не оторвется.

Соседом чернявого крохи было существо, с которым этот мелкий, похоже, успел подружиться, потому что оно было немногим выше него. Хотя я, честно, с таким бы лишний раз не общалась, даже если бы оно осталось последним разумным собеседником на Земле.

Существо напоминало сморщенную полутораметровую черепаху, лишенную панциря. Оно носило некое подобие свободного кимоно, которое закрывало непростительно малую часть его страшненькой тушки. Голову существа венчало широкое белое блюдце, в котором плескалась не самая чистая вода.

Черепаха с блюдцем полулежала на кровати и со скучающим видом читала «Историю» Геродота. Подозреваю, что после недели в Эпионе меня уже невозможно будет удивить.

Но если к зеленому уродцу я быстро привыкла, то следующий тип внушал лишь желание вмазать ему чем-нибудь тяжелым. Нет, внешне он ничем не отличался от человека, причем вполне симпатичного – смуглого и темноглазого. Но было в этих глазах что-то такое, что заставляло даже сатира казаться застенчивой девственницей. Когда я подошла ближе, он облизнулся и разве что слюну не пустил. Уж не знаю, чего именно он от меня хотел, но мне не нравился ни один из вариантов.

Однако он не успел ничего спросить, а я – ничего сказать. Нас обоих отвлек женский крик, мигом разрушивший тишину зала.

– О, проснулась, – болезненно поморщился Хакир. – С каждым разом лекарство держит все меньше и меньше.

Кричала молодая девушка, привязанная к кровати мягкими ремнями. Это обстоятельство ей категорически не нравилось, и теперь она отчаянно пыталась освободиться. Девушка извивалась и изгибалась всем телом, стараясь вырваться из оков. От ее отчаянной борьбы свободная пижама сбилась, показывая, что кожа у пациентки светло-зеленая. Волосы девушки вымокли от пота и разметались по подушке, белизна которой подчеркивала их изумрудный цвет, безумные желтые глаза скользили по залу, открытый в крике рот был полон нечеловечески мелких зубов.

К ней уже спешили медсестры, к которым присоединился и Хакир. Я осталась в стороне, потому что все равно не знала, что мне делать. Девушка была в ужасе, она не понимала, что происходит, и не реагировала на попытки поговорить с ней. Медикам только и оставалось, что прижать ее к кровати. Хакир умелым движением вогнал ей в шею шприц, и вскоре она затихла. Убедившись, что с ней все в порядке и она просто спит, он вернулся ко мне.

– Что с этой дриадой? – спросила я, разглядывая бинты на теле девушки.

– Вы неплохо распознаете виды, – отметил Хакир. – Я впечатлен. Только это не дриада, а гамадриада, более редкий подвид.

– И в чем разница?

– У обычных дриад способностей побольше, да и в целом они покрепче. А гамадриады обычно привязываются к одному конкретному дереву на всю жизнь. Если с деревом что-то происходит, его гамадриада погибает в мучениях. Дерево нашей пациентки пошло на обеденный стол, а ее, умирающую, нашли обычные дриады и доставили сюда.

Девушка с зеленой кожей дышала тяжело и хрипло, я слышала это даже на большом расстоянии.

– Что с ней будет теперь?

– Мы попытаемся связать ее с другим деревом, а если не получится, она умрет, – ответил Хакир. – Чудо уже то, что она до сих пор жива. А что делать? Мир меняется под властью людей, чтобы выжить, мы тоже должны развиваться.

Не думаю, что он хотел упрекнуть лично меня – или людей в целом. Для Хакира это было простым фактом, вроде как законом бытия, но его слова все равно заставили меня задуматься.

Люди, как ни крути, остаются доминирующим видом на планете. Нередко они, по незнанию или осознанно, портят жизнь нелюдям, а то и вовсе отнимают эту самую жизнь. Кто-то относится к этому со спокойным пониманием, как Хакир. Но не всем же быть такими умными! Возможно, мой брат, единственный человек в этой больнице, заплатил не за грехи отцов, а просто за то, что принадлежал к «не тому» виду. Вот и версия номер два сформировалась.

А еще я не могла не думать о том, что эта гамадриада очень похожа на меня. Она тоже наверняка верила, что ее ждет совсем другое будущее, счастливое и мирное. Но все изменилось в один день – в один миг даже. Никто не спрашивал ее, чего она хочет и к чему готова, ее просто вырвали из родного мира и заставили стать кем-то другим.

Когда она кричала, я слышала знакомую ярость в ее голосе. Она тоже хотела отомстить тому, кто отнял у нее привычную жизнь. Она не знала его имени и понимала, что вряд ли найдет его. Но жажда мести оказалась сильнее здравого смысла, и теперь она кричала в бессильном гневе, пока ее не успокоили те, кто теперь боролся за нее со смертью.