Молодой лекарь направился к церкви, но пономарь кашлянул за его спиной. Симон развернулся у самого входа.

– Что такое, Гедлер?

– Господин пастор…

Пономарь не смог договорить и безмолвно уставился в пол.

Поддавшись внезапному порыву, Фронвизер-младший толкнул тяжелую створку. Его тут же обдало ледяной свежестью. Воздух в церкви был холоднее, чем снаружи. Где-то хлопнуло окно.

Лекарь огляделся по сторонам. Вдоль стен до обветшалой галереи высились строительные леса. Судя по обрешетке под сводами, в ближайшем будущем следовало ждать нового дощатого потолка. По заднему фасаду вынули несколько оконных рам, и по главному нефу беспрестанно дул леденящий ветер. У Симона изо рта повалил пар, и клубы его словно гладили лекаря по лицу.

Священник Андреас Коппмейер лежал в глубине церковного зала, в нескольких шагах от алтаря. Он казался статуей, высеченной из ледяной глыбы. Побежденный белый великан, сраженный гневом Господним. Все его тело покрывал слой инея. Симон приблизился и осторожно коснулся заледенелой сутаны. Она была тверже камня. Даже раскрытые в агонии глаза покрылись ледяными кристаллами, что придавало облику священника сверхъестественный вид.

Симон в ужасе развернулся. Пономарь стоял с виноватым видом в дверях и мял в руках шапку.

– Так… он же мертвый! – воскликнул лекарь. – Почему ты ничего не сказал, когда приходил за мной?

– Мы… мы не хотели лишних хлопот, ваша честь, – промямлил Гедлер. – Подумали, что если расскажем про это в городе, то каждый ребенок прознает. И тогда все начнут болтать, и, наверное, церковь починить не…

– Вы? – переспросил Симон, сбитый с толку.

В тот же миг за спиной пономаря, громко всхлипывая, показалась экономка священника Магда. По внешности она, круглая, как бочонок, с толстыми заплывшими ногами, являла собою полную противоположность Гедлеру. Женщина утиралась огромным кружевным платком, и Симон едва ли мог разглядеть ее отечное зареванное лицо.

– Стыд, стыд-то какой! – причитала она. – Так вот человеку помирать, да еще господину священнику… Сколько ж я ему говорила, чтобы не объедался он до такой степени!

Пономарь кивнул, не оставляя в покое шапку.

– Объелся булочками, – пробормотал он. – Всего две штуки оставил. Пришел помолиться, тут его и скрутило.

– Булочками… – Симон почесал лоб.

По крайней мере, его опасения отчасти оправдались – с тем лишь отличием, что священник не заболел, а умер.

– А почему он тогда лежит здесь, а не дома в кровати? – вопрос он адресовал больше себе, нежели обращался к присутствующим.

– Говорю же, – пробормотал Гедлер, – он пожелал еще помолиться, прежде чем предстать перед Создателем.

– В такую-то погоду? – Симон недоверчиво покачал головой. – А можно мне дом посмотреть?