— А чого ты так здывувався?

Я улыбнулся.

— А мне последние сны на украинском снились, и сам я по-украински в них говорил. Петр пожал плечами.

— Ну и що? — спросил он, выпрямив спину и бросив быстрый взгляд на сидевшую рядом Галю. — Мэни в дытынстви снылось, що я разом з битламы по-английськи спиваю, и розмовляв я з нымы ангйийською. А в школи я нимэцьку вывчав… Цэ ж тилысы сны.

— Только сны, — согласился я.

— А мне тоже сны по-русски в детстве снились, — присоединилась к нашему разговору Гуля.

— Это оттого, что у вас в Казахстане слишком много русских, — сказал Петр.

— Пэтю! — Галя укоризненно посмотрела на своего черноусого.

— Ну их везде много, — добавил Петр, решив, что этим дополнением он как-то смягчит смысл сказанного.

Меня вдруг стал разбирать смех. Петр посмотрел на меня удивленно, а я уже вовсю смеялся. Мне совершенно не к месту вспомнился анекдот о том, как новый русский пришел к старому еврею и сказал: «Папа, дай денег!»

— Ты чего? — спросил меня по-русски Петр.

— Да так, — пытаясь остановить себя, сказал я сквозь смех. — Анекдот вспомнил…

— Какой?

Тут я уже подумал, что если расскажу ему именно тот анекдот, который вспомнил, то он подумает, что у меня крыша поехала.

— Грузинский гаишник останавливает в Тбилиси русского на «Жигулях», — стал я рассказывать первый пришедший на ум анекдот. — Ви, говорит, прэвысили скорость. Пишите объяснительную на грузинском языке. «На грузинском? — удивляется русский. — Я не умею». А грузин стоит, молчит и ждет. Подумал русский и вложил в свои права пятьдесят баксов. Протянул права грузину. Тот взял, вытащил купюру, спрятал в карман и говорит: «Вот выдышь, а говорышь, грузинского не знаешь! Половину объяснительной уже напысал!»

К моему удивлению анекдот не вызвал у слушателей даже улыбки. Петр смотрел на меня выжидательно. В его взгляде я заметил то ли жалость, то ли беспокойство.

— Не люблю анекдоты про национальности, — сказал он несколько минут спустя. И сразу перешел на украинский. — И взагали, повэрнэмось до Кыйива, тоди за горилкою и посмиемось. А покы що смиятысь рано…

Мне стало грустно. Смеяться никогда не рано, подумал я, не соглашаясь с Петром. Я еще мог бы себе представить ситуацию, когда смеяться уже поздно. Но даже когда поздно смеяться — смех может просто менять свое значение, превращаясь из смеха веселья в смех отчаяния, в смех сумасшедшего.

Я глянул в окно и увидел, что между нами и морем вдруг возникли дачные домики, сады, виноградные зеленые крыши дворов. И все это было раскрашено в такую яркую зелень, что трудно было даже представить себе, что приблизилась календарная осень. Трудно было представить себе, что все это может пожелтеть, покраснеть или вообще остаться без красок, сбросив листья на землю.

Что-то мягкое ударило меня по лицу и упало на стол. Я отшатнулся от окна.