Дена вдруг снова занервничала.
— Простить его? Кажется, вы не совсем понимаете. Вся ваша жизнь может разлететься вдребезги. Огромная работа, которую вы с Чарльзом делаете. Вы должны чувствовать ярость!
— Ох, поверьте, я в ярости, — сказала Пэгги, — и страшно мне до смерти, но что я могу сделать-то?
Дена, подогретая водкой, в отчаянной браваде заявила:
— Зато я могу кое-что сделать. Я подам заявление об уходе, вот что. Скажу — если они будут настаивать, я уйду. Меня, может, и так уволят, если разнюхают, что я вам сказала. Так что я просто приду утром в понедельник и уволюсь.
— Нет, Дена, не вздумайте. Вы говорили, об этом все равно так или иначе узнают.
— По крайней мере, не от меня. А если узнают, все отрицайте. Скажите, что этот человек лжет. Поверят вам и Чарльзу, а не этому ублюдку.
— Не могу.
— Подумайте. Это сломает вам жизнь. Вас же превозносят. Им будет все равно, кого вы пытаетесь защитить. Им важно одно: что вы родили ребенка, не будучи замужем, и скрыли этот факт. Думаете, вас простят? Нельзя ломать себе жизнь из-за одной-единственной ошибки двадцатилетней давности. — Дена тронула ее за руку: — Послушайтесь меня, Пэгги, отмените это чертово интервью. Скажитесь больной, или что ваша мама при смерти, да что угодно придумайте, только откажитесь. Наймите убийцу, мне плевать, только сделайте что-нибудь. Они нечестно играют. Кому и что вы должны? Пэгги, не будьте дурочкой, вы не обязаны раскрывать душу перед этими людьми. Сам Иисус Христос солгал бы, попади он в вашу ситуацию!
— Я должна поговорить с Чарльзом. Не знаю, как быть.
— Я говорю вам, как быть. Солгите.
— Но это правда.
— Тогда скажите, что вас изнасиловали.
— Но меня не насиловали… В смысле, я сама позволила ему поцеловать меня. Может, я сама была виновата, я же не говорила «нет» до тех пор, пока…
— В каком смысле — виновата? Вам было всего пятнадцать. А ему сколько, говорите?
— Двадцать три.
У Дены загорелись глаза.
— Вот оно, Пэгги, пригрозите ему! Вы же были несовершеннолетней. Он может сесть в тюрьму за изнасилование.
— Изнасилование?
— Да!