— Я так рада за тебя, — ее голос тоже дрожал от эмоций, — безумно рада.

— Спасибо, — прошептала я, крепко сжимая букет.

Миранда посмотрела на мою маму.

— Я буду внизу.

Когда она вышла из комнаты, мама посмотрела на меня. Ее глаза были полны непролитых слез.

— Я так много хочу тебе сказать, но знаю, что если начну, то слезы будет не остановить, а я лучше приберегу их для подушки.

Я рассмеялась.

— Мама, ты смотришь слишком много реалити-шоу.

— Возможно, — ответила она, улыбаясь и вздыхая. Мама поправила пряди у меня на висках. — Но я хочу сказать, что я невероятно тобой горжусь.

— Мам, — пошептала я в ответ, чувствуя, как и мои глаза наполняются слезами.

Она обняла меня за плечи.

— Моя прекрасная доченька, — затем нежно погладила по щеке, и ее улыбка стала еще шире, — пора.

Еще какое-то время мы смотрели друг на друга, но я знала, что если мы продолжим в том же духе, то начнем безудержно рыдать, а я не хотела нервного срыва. Выйдя из комнаты, мы пошли по главной лестнице. Гостиница была закрыта на выходные, так что гул голосов, который мы слышали сверху, принадлежал людям, которых мы знали.

По перилам спускались гирлянды, а воздух благоухал ароматом груш и бальзама. Это была последняя неделя ноября и гостиница уже была украшена к Рождеству. Я увидела одну из четырех украшенных елок. Она была не самой большой в доме, но ее было хорошо видно из окна с улицы.

Подобрав подол платья, я начала спускаться вниз. Мама шла впереди меня. Разговоры умолкли, пока я пыталась сосредоточиться на глубоких успокоительных вдохах. Нервная энергия била во мне ключом, но это был совсем не страх. Нет, это была жажда и нетерпение и еще сотня разных эмоций, ни одна из которых не была неприятной или пугающей.

В поле зрения появился Джеймс, и я улыбнулась. Я никогда не видела на нем ничего, кроме футболок и поношенных джинсов.

А сейчас его борода была аккуратно подстрижена, черные брюки сочетались с белой рубашкой и голубой бабочкой, но все равно сидели на нем странно, словно с чужого плеча. Хотя выглядел он хорошо.

— Ты просто красавчик, — сказала я ему.

Он не улыбнулся. И не усмехнулся. Это было не в его характере. Но его темные глаза определенно потеплели.

— Готова, девочка?