Книги

Дни и ночи Невервинтера

22
18
20
22
24
26
28
30

— М-да, и правда, как это я протупила, — Эйлин хмуро взглянула на сияющего Гробнара.

— Ничего, с кем не бывает, — беззаботно ответил гном, — у меня тоже иногда случается ужасная путаница в голове.

Эйлин хмыкнула.

— Охотно верю. Лошади, надо полагать, уже оседланы, согласно твоему распоряжению?

Гробнар радостно кивнул.

— Ну что ж, если все готово, выступаем через полчаса, — сказала Эйлин, вздыхая и нагибаясь, чтобы подобрать бумаги. — Да, скажи там, пусть Шандру мне найдут.

Старая добрая «Утонувшая фляга»

К вечеру на город опустился густой туман. Дождь превратился в мелкую водяную пыль. Укрываться от нее было бесполезно, она, казалось, липла ко всему, заставляя незаметно промокать насквозь. На улицах Невервинтера было необычно тихо и пустынно даже для такой погоды. Лишь редкие прохожие да патрули городской стражи нарушали грустную картину запустения. Несмотря на наступавшие сумерки, свет во многих домах и не думал загораться, а двери были заколочены. Единственным более-менее оживленным местом в любое время суток оставалась гавань, да и там оживление было совсем невеселым. Люди, напуганные известиями о предстоящей войне, покидали столицу.

Дункан сидел за столом в пустой таверне, предаваясь размышлениям, хмурясь и сокрушенно качая головой. Перед ним стоял стакан с мутноватой жидкостью, к которому он время от времени прикладывался, закусывая вяленой олениной сей шедевр подпольного производства. Тяжелый запах, витавший в зале таверны, говорил о том, что это не первый стакан за сегодняшний вечер.

— Да, моя девочка, все течет, все изменяется, — неожиданно произнес Дункан, обращаясь к горшку с фуксией, стоявшему на столе.

Фуксия предпочла промолчать, лишь кивнув ему в ответ ярко-розовым бутоном на тонком стебельке.

— Помнишь, как здесь было людно и весело? А теперь только городские стражники заходят на огонек, да и то с пустыми карманами. Все норовят пожрать и выпить нахаляву.

Дункан отпил из стакана, поморщился и занюхал фуксией.

— Все приличные люди давно поуезжали из города. А поставщики, черт их дери, стали заламывать такие цены, словно у меня сам лорд со своей свитой обедает каждый день. И что нам остается делать?

Дункан вздохнул.

— Но и это не беда. Заставить нас протянуть ноги не так легко, сама знаешь. Уж мы с тобой всегда выкрутимся. Если, конечно, не помрем с тоски от того, что не с кем словечком перекинуться. Эх, а как славно было, когда моя любимая племяшка жила тут со своей бандой. Помнишь, как она появилась? Я чуть со смеху не помер, когда эта конопатая девчонка завалилась сюда со своим бродячим цирком и заявила, что она дочка Дэйгуна. А какая рожа была у Сэнда, когда она ангельским таким голосочком поблагодарила его за интересный фокус с серебряным осколком и спросила, нет ли у него какого-нибудь знакомого мага. А как она Бишопа припечатала, когда тот обозвал ее девкой и потребовал освободить ему место у камина. Он мне потом всю плешь проел, все расспрашивал, в каком болоте я откопал такую наглую родственницу.

Дункан поднял указательный палец.

— Я еще тогда-а понял, что девочка далеко пойдет. Я всегда верил в нее. И вот теперь, — он подпер голову рукой, чтобы та не свалилась, — теперь моя племяшка — большой человек. От нее зависит исход этой проклятой войны.

Он взглянул на фуксию и нетвердой рукой погладил ее листочки.

— А Кормик говорит: уезжай да уезжай. А куда мне ехать? Не могу же я ее бросить, хоть она и не вспоминает обо мне. Так и закончим мы свои дни, всеми позабытые и позаброшенные.