Тут уж я обиделась по-настоящему. Во-первых, я вовсе не превращаюсь в Лану Уайнбергер. А во-вторых, даже если бы и превращалась, разве не сама Лилли всегда твердила, что только дураки не понимают, что гораздо важнее не то, как человек выглядит, а каков он в душе?

И вот, значит, стою я у Московитцев в их холле, отделанном черным мрамором, вокруг меня прыгает Павлов, потому что он ужасно рад меня видеть, и говорю:

— Лилли, я не сама это придумала, бабушка меня заставила…

— Что значит «заставила»?

Лилли сделала недовольное лицо, такое выражение у нее бывает каждый год, когда учитель физкультуры объявляет, что мы должны бежать вокруг бассейна в Центральном парке на нормативы президентской программы здоровья (а бассейн там огромный).

— Что ты за человек? — накинулась на меня Лилли. — У тебя что, вообще своей воли нет? Может, ты немая? Не умеешь произносить вслух слово «нет»? Знаешь, Миа, тебе нужно всерьез поработать над уверенностью в себе. А еще, кажется, у тебя большие проблемы с бабушкой. Я имею в виду, что мне ты запросто можешь отказать, с этим почему-то у тебя трудностей не возникает. Например, сегодня на съемках у Хо мне бы твоя помощь очень пригодилась, но ты меня подвела. Но почему-то ты не можешь отказаться, когда бабушка хочет тебя подстричь и выкрасить твои волосы в желтый цвет.

Тут нужно учесть, что я целый день слушала, как я ужасно выгляжу — во всяком случае, до того, как мной занялся Паоло и превратил меня в нечто вроде Ланы Уайнбергер. А теперь мне пришлось выслушивать от Лилли, что, оказывается, у меня и с личностью не все в порядке. Короче, я не выдержала и сорвалась:

— Лилли, заткнись!

Я никогда еще не говорила Лилли «заткнись», никогда. Кажется, я этого слова вообще никому никогда не говорила, это просто не в моем стиле. Честное слово, не знаю, что со мной произошло, может, это накладные ногти виноваты? У меня никогда раньше не было ногтей, и с ними я вроде как почувствовала себя более сильной. Ведь, если разобраться, с какой стати Лилли постоянно мне указывает, что делать?

К сожалению, в тот самый момент, когда я велела Лилли заткнуться, в холл вышел Майкл. Он был без рубашки и держал в руке пустую миску для хлопьев.

— Вот это да! — сказал он и попятился.

Я не знала точно, что его так поразило, то ли что я велела Лилли заткнуться, то ли то, как я выглядела.

— Что-о? — возмутилась Лилли. — Что ты сказала?

Теперь она еще больше, чем обычно, стала похожа на мопса. Мне очень хотелось взять свои слова назад, но я не могла: я понимала, что Лилли права и у меня действительно есть проблемы с уверенностью в себе. Поэтому я сказала совсем другое:

— Мне надоело, что ты постоянно меня подавляешь. С меня хватит и того, что мама, папа, бабушка и учителя целый день указывают мне, что делать. Я не желаю, чтобы еще и друзья доставали меня тем же самым.

— Вот это да! — снова сказал Майкл.

Теперь-то я точно знала, что дело в моих словах. Лилли так прищурилась, что глаз совсем не стало видно.

— В чем твоя проблема?

— Знаешь что, — говорю я, — у меня никакой проблемы нет. Кажется, проблема есть как раз у тебя, у тебя большая проблема со мной. И знаешь что, я тебе помогу ее решить. Я ухожу. Если уж на то пошло, я с самого начала не хотела помогать тебе с этой серией про «Хо-гейт». Мистер и миссис Хо — милейшие люди, они не сделали ничего плохого. Не понимаю, почему ты к ним прицепилась. А еще… — это я сказала, уже открывая дверь, — мои волосы вовсе не желтые.

И я ушла. Я даже почти хлопнула дверью.