Бабушка встала. Она даже не помогала себе руками, опираясь на подлокотники. Для своего возраста она очень шустрая.

— А теперь мне пора переодеваться, я сегодня обедаю с шахом. До свидания.

Я как сидела, так и осталась сидеть. Может, она рехнулась? То есть совсем, окончательно? Она хоть понимает, чего от меня требует?

По-видимому, она понимала, потому что, когда я опомнилась, передо мной стоял Ларс, а бабушка и Роммель исчезли.

Вот это да! Домашняя работа! Никто не предупреждал, что мне придется делать какую-то домашнюю работу!

И это еще не самое страшное. Она хочет, чтобы я пришла в школу в прозрачных колготках! Такие колготки в школу носят только старшеклассницы или девчонки вроде Ланы Уайнбергер, ну, вы понимаете, такие, которые выпендриваются. Среди моих знакомых никто, просто никто не носит прозрачные колготки. И конечно, никто не красит губы и ногти и не укладывает волосы. Во всяком случае, в школу.

Но разве у меня есть выбор? Бабушка меня так запугала своими татуированными веками, что я просто не могла не сделать то, что она требует.

Что мне оставалось? Я позаимствовала колготки у мамы. Она надевает их только на открытия выставок и еще на свидания с мистером Джанини, я заметила. Но я их не надела, а взяла с собой в школу в рюкзаке. Ногти я покрасить не могла просто потому, что у меня их нет вообще. Лилли говорит, что у меня оральная фиксация: я тащу в рот все, что туда помещается. Но губы я все-таки подкрасила, вернее, не подкрасила дома, а взяла с собой мамину помаду. А еще я уложила волосы муссом для укладки, который нашелся в аптечке. Наверное, у меня что-то получилось, потому что Лилли, залезая утром в машину, сказала:

— О! Ларс, где вы подцепили эту девчонку из Джерси?

Надо понимать, это означало, что мои волосы смотрятся очень по-взрослому, как у девушки из Нью-Джерси, когда она приезжает на Манхэттен, чтобы пообедать с парнем в романтическом итальянском ресторанчике.

И вот в конце дня, после дополнительных занятий с мистером Джанини, я зашла в женский туалет, надела колготки, подкрасила губы и переобулась в мокасины, которые мне малы и ужасно жмут пальцы. Я посмотрелась в зеркало и решила, что выгляжу не так уж плохо. Я еще подумала, что бабушка должна быть довольна.

Я считала, что очень хитро придумала переодеться в туалете после занятий. Я рассудила, что в пятницу после уроков в школе никого не будет — в конце концов, кому нужно болтаться в школе в пятницу? Конечно, я напрочь забыла про компьютерный клуб. Про него все забывают, даже те, кто в него входят. Они даже ни с кем не дружат, кроме как между собой, никогда не ходят на свидания, только не как я, поневоле, а по собственному выбору: для них, видите ли, все в школе имени Альберта Эйнштейна недостаточно умные, кроме, опять же, них самих.

Короче говоря, выхожу я из туалета и сразу же натыкаюсь на Майкла, брата Лилли. Он казначей компьютерного клуба. Вообще-то Майкл такой умный, что мог бы быть и президентом клуба, но он говорит, что ему не интересно числиться начальником.

Налетев на Майкла, я уронила на пол кроссовки, носки и все такое. Я присела на корточки и стала все это собирать, а Майкл говорит:

— Господи, Термополис, что с тобой случилось?

Сначала я подумала, что он спрашивает, почему я так поздно болтаюсь в школе.

— Ты же знаешь, мне приходится каждый день заниматься после уроков с мистером Джанини. У меня по алгебре…

— Это я знаю. — Майкл поднял губную помаду, которая тоже выпала из рюкзака. — Я не о том. Что означает эта боевая раскраска?

Я отобрала у него помаду.

— Ничего. Не рассказывай Лилли.