- Я не такой, как они! – умоляюще прошептал я, хотя во мне горел стыд оттого, что я отрекаюсь от собственных детей. – Я его друг...

Только сказав это, я понял, как, должно быть, разгневал стоящего напротив.

- Уходи, - коротко повторил он, не меняя выражения лица. – И предупреди свое племя, чтобы держались от нас подальше. Нам не нужны еще смерти.

Развернувшись, он скрылся на корабле. Быстро поднятые сходни бесшумно задвинулись обратно в гладкий выгнутый корпус, и судно заскользило по волнам, отдаляясь от меня. Я обессиленно застыл у самой воды, пока корабль вновь не превратился на горизонте в маленькую темную точку.

* * *

Ками, должно быть, тайком от меня рассказывала детям и про раннюю смерть моего хозяина, и про мое плавание на остров, и про давний визит Эль-Ронта к нам в дом. Я знал, что сама она побаивалась Маура при его жизни, несмотря на его искренне доброе отношение к ней, и все мои последующие странности связывала с моей дружбой с «чужим народом». Они слышали это с детства. Они хотели вернуть меня к нормальной жизни в деревне, спасти мое доброе имя и их собственное.

Их попытка меня спасти окончательно убила мой рассудок.

Но я сам воспитал таких сыновей. Я сам ничего не сделал для того, чтобы научить их терпимости к неизведанному и непонятному; чтобы научить их миролюбию и уважению к любой форме жизни.

В гибели Аргона, поверженного моим сыном, виновен был только я. Как и в гибели Трагальда, даже возможности хороших намерений которого я не хотел допускать. Как и в гибели Маура, который оказался в огненной камере один, и совершил роковую ошибку из-за того, что Трагальд вовремя не успел его предостеречь.

В тот момент я чувствовал, что собственноручно разрушил до основания весь тот хрупкий мир, которого с таким трудом удалось добиться моему хозяину благодаря его посредническому дару. С новой силой на меня обрушилось всепоглощающее тяжелое горе, так давно упрятанное на самое дно души, изо всех сил забиваемое хламом повседневности.

Внезапно я понял, что не могу вернуться домой. Дома у меня больше не было. Мои родственники стали для меня более чужими, чем те чужаки, которых я раньше так боялся.

На миг мелькнула мысль снова добраться до Карнин-гула; но, даже если бы это и удалось мне, как я мог посмотреть в глаза Эль-Ронту после всего, что произошло?..

Плетясь вдоль берега, я постепенно отдалялся все больше от родной деревни, пока не перестал узнавать местность. Лишь тогда, окончательно изможденный, я вновь опустился на гальку, тяжело дыша.

Мои рано поседевшие спутанные кудри трепались на холодном ветру, морская соль щипала ноздри, в горле пересохло от жгучей жажды, а в голове разрозненные обрывки мыслей складывались в древний напев, всплывший из глубин моей памяти, теперь уже навсегда пополненной грузом инородных знаний:

Дой бе́н-у шани́тсар, лáмие,

Ма ба́ах, ан вьéта бай мье.

Дой ка́р-у «анýн дой а́мура»,