- Обо... мне? – спросил я, чувствуя как неожиданно пересохло в горле.
- Да. Он знал, что тебе будет трудно. Я хотел узнать, как у тебя дела.
- Благодарю вас, господин, – пробормотал я в замешательстве. – Но я не думаю, что вы... То есть, это я не... – Запнувшись, я подавил глубокий вздох, и вдруг у меня вырвались слова, которые я и не думал произносить:
- Это все было бессмысленно.
Он не удивился этой реплике.
- Я говорил Маура, и повторю тебе – ничто не бессмысленно. Я убежден в этом. Мы можем не видеть смысла, но он существует.
- Даже вы... не знаете смысла? – прошептал я, имея в виду не только Эль-Ронта, но и весь его народ.
- И мы тоже. – Он понял меня. – Остается принимать все таким, как есть.
Мне вдруг вспомнился один из рисунков Маура. Я встал и принес свиток, хранящийся на самой высокой полке, чтобы маленькая Эль-Нор не могла его достать. Правитель вопросительно поглядел на сильно обгоревшие углы.
Мои щеки чуть покраснели.
- Это было нечаянно... – попытался я объяснить.
- Понимаю, – кивнул он, милосердно отводя пристальный взгляд.
Я развернул свиток.
- Эта вот картинка... – поискал я глазами. – На ней ведь вы? И еще другие, там, на острове... Я хотел спросить... У вас руки подняты к небу...
- Мы молимся, – был тихий ответ.
- Создателю неба? – вспомнил я давние слова хозяина на вершине холма, и свое непередаваемое блаженство от соприкосновения с Великой силой.
- Да, – просто сказал Эль-Ронт. – Создателю неба и земли, и всего остального. Но мы молим не о пощаде, а о понимании и осознании. О принятии природы вещей.
Он замолчал, а потом взял свиток у меня из рук, рассматривая его. Мне захотелось, чтобы Эль-Ронт рассказал о том времени, пока я не видел Маура, не был с ним. Но я не решался открыто спросить правителя.
Обтерев вспотевшие ладони о штанины, я напряженно поерзал на стуле.
- Рисовал он намного лучше меня, – вдруг произнес Эль-Ронт, и на темном лице появилась улыбка. – Когда он подолгу не возвращался, я выходил и заставал его на берегу. На мокром песке были целые картины, которые набежавшая волна смывала без следа. Я сказал, что изображения сохранились бы дольше на другой поверхности. «Я хочу, чтобы прибой забрал их», – ответил твой хозяин. «Это моя память, а волны – забвение.»