Из лагерей отпускают некоторые категории заключенных, в частности, приговоренных за прогулы.
Вечером приезжал Шервинский, рассказал, что ему в 3 часа звонил генерал Игнатьев о том, что Германия капитулировала. Но по радио ничего не сообщили, а в 9.45 дали салют по поводу сдачи Бреслау. Должно быть, это был последний крик Левитана. Бедняга: слава, нечаянно его пригревшая, перестает нуждаться в его услугах, а он уже привык чувствовать себя ее представителем.
У меня на столе бутылка шампанского, которое мы давно купили, чтобы выпить его в день Победы. Семейство должно приехать, чтобы совершить эту священную операцию. Приятно жить в победившей стране!
Поразительно глупо, бездарно, бесхарактерно кончил Гитлер, как ничтожество, не имевшее мужества вовремя сознаться в том, что все потеряно, и сохранить для своей страны хоть остатки сил. Он цеплялся за жизнь до последней секунды, жертвуя всем, что только было под рукой.
Он ничего не сумел рассчитать: силу противника, степень своей сопротивляемости.
А Сталин — наоборот — показал себя в полном блеске: глубокий расчет, воля, выдержка. Сейчас он единственный действительно великий во всем мире. Пусть побольше ест свой женьшень. Когда через 30-40 лет у нас вырастет интеллигенция, нам цены не будет!
Но странно — почему Гитлер не ввел в действие бактерии?!
8-е. Салюты: взяты Ольмюц и Дрезден. Упорно не хотим объявлять о капитуляции, хотя, говорят, на Западе ее уже отпраздновали! И король Георг скажет речь… О взятии Берлина мы тоже объявили спустя три дня. Впрочем, может быть, так и надо, как говорит у Аверченко девочка, верящая в авторитет взрослого брата, видя, что он сидит на кресле около печки, кресло загорелось, а он увлекся чтением и не замечает этого.
Во всяком случае — конец, конец! Вторая война за мою жизнь, не считая “мелочей” (Балканы и т.д.). Она, по существу, прошла мимо меня, не поставив меня в ситуации, которые потребовали полного напряжения сил, дающего высшее наслаждение. Так я и пропутешествую в виде некоего Печорина современности: “чувствую в груди своей силы”, если не необъятные, то во всяком случае неосуществленные.
9-е. День Победы!
Проснулся утром от шума соседей, которые обычно очень рано уезжают. Включил радио, но поймал только постановление, что 9 мая объявляется праздником Победы, потом пошли марши.
Итак, совершилось. Уж никого не убивают, и тот, кто дожил до этого дня, может жить долго. Хоть мы и огрубели, но эта мысль, что где-то каждую минуту гибнут люди, всегда была где-то в глубине души.
Сегодня заново плачут те, к кому уж не вернутся назад близкие. А сколько их?
Если не считать Японии, я не верю в близкую войну. Ни с Англией, ни с Америкой мы, надеюсь, воевать не будем, хотя как раз сейчас им это было проще всего сделать, пока их армии в Европе!.. Но это вряд ли осуществимо, а потом мы пойдем вперед семимильными шагами.
Мы победили, хотя и заплатили страшную цену. Никогда уж мы не посмотрим на мир ясными глазами. Пусть это сделают те, кто идет после нас, может быть, они действительно будут счастливы в той мере, в какой это возможно на земле.
Кончилась старая Европа, старая культура. Теперь наступило время новейшего массового и портативного мировоззрения, будут грамотны все доярки, но не будет очагов, которые будут выращивать Бетховена или Толстого.
Эпоха портативизма… Будет, вероятно, еще когда-нибудь схватка двух оставшихся претендентов на мировое господство, техника требует единства и, если в этой схватке мир уцелеет, портативизм захватит все. В конце концов людям, вероятно, станет лучше и проще жить, автоматизировав и мир вещей, и мир идей. А категория “грустящих” постепенно вымрет.
С утра в Москве торжество. Качают военных, иностранцев, танцуют. Жалею, что я оказался здесь.
Выпили шампанское, которое ожидало своего часа больше трех лет. В первый раз пили вино за эти годы — без примеси крови, которая где-то лилась.
В 9 ч. вечера выступил Сталин. Он говорил как-то устало, не подчеркивал наших особенностей. В 10 дали салют 30 залпов тысячи орудий. Здесь было очень красиво: кругом поднялись прожектора и стали ходить друг другу навстречу по всему небу на фоне зарева неба над Москвой. Радио работает плохо — только музыка, нет ни информации, ни выступлений. В Москве толпа около Мавзолея, но на трибуну не выходил никто из членов правительства.