Стоянка в Нанте оказалась короткой. Рукав элеватора за один рабочий день засыпал в наш трюм пшеницу. Второй день команда наполняла джутовые мешки засыпанным зерном и укладывала их по поверхности засыпки. Зерно – груз текучий, на волне, при крене, легко и быстро перетекает с борта на борт. Тогда судно, потеряв остойчивость, может быстро перевернуться. А поскольку мы шли во всегда неспокойный Бискай, мера эта была тем более не лишней – мешки с зерном хорошо придавливали груз, как бы связывая его и делая единым целым.
08.05.1993. Biscay bay (утро)
Вчера в 19.00 вышли из Нанта и взяли курс на Лиссабон. Везём пшеницу. Как будто в Португалии нет своего зерна. Работая на грузовых судах, я заметил одну особенность: грузоотправитель и грузополучатель всегда считают сделку, т. е. продажу или покупку груза, обоюдовыгодной. Чаще всего груз перепродают, и не раз, всё время увеличивая цену. Со временем дорожают не только антикварные вещи, но и почти любые товары, не потерявшие своей кондиции. Сравните цены на ценниках, которые были год назад, с сегодняшними. Естественно – всё дороже. Вернее, это не естественно. Товар не может дорожать до бесконечности, он не может стоить больше своей стоимости в десятки раз. Но, тем не менее, мы это наблюдаем. Когда произведённый предмет зашкаливает по цене, его далеко не каждый может купить. Беспредельное завышение цен обесценивает деньги. Система «купи-продай» работает до тех пор, пока обыватель в состоянии обеспечивать денежную массу продуктами производства. Как только деньги – эквивалент общей продуктовой массы – превышают её, да ещё с астрономическими излишками у очень узкого круга людей, тогда начинается коллапс. И он порождается именно теми, кто заказывает рыночную погоду. Поэтому-то весь мир время от времени и сотрясает этапный экономический кризис, выход из которого – разрушить погрязший в кризисе мир и начать всё сначала. А для этого нужно хорошо вооружить три-четыре лидирующие страны, чтобы в нужный момент столкнуть их лбами. Полагают, что история – это прежде всего история войн. Но тогда историю войн нужно рассматривать, как историю кризисов в общей истории. А капитализм, как правильно учили всех классики марксизма, является источником возникновения этих кризисов.
Из этих правил выпадал лишь Советский Союз. Цены были стабильны десятилетиями буквально на всё. Мало того, раз в год, в день Сталинской Конституции, цены на основные товары потребления (в основном на продукты животноводства) неуклонно снижались. И всего один раз за послевоенный период при Хрущёве были подняты цены на мясные и молочные продукты в целях поддержать советское сельское хозяйство. Какой ропот тогда пошёл по стране! Но как только убрали основной противовес в мире – Советский Союз, который сдерживал рынок в своём стремлении обескровить слабых, так призрак очередного глобального кризиса навис над миром. Россия удивительная страна, она не раз в истории гибельные для неё процессы в итоге пускала себе на пользу. И не ищите логических предпосылок. Всё произойдёт вопреки им.
Известный исследователь торгашеского духа Родерих Штольтхайм сказал, что торговля лишь необходимая разновидность зла. Видимо, мы, вовлечённые в эти торговые сделки, как перевозчики, способствуем этому злу. Мы всё время способствуем тому, чтобы вещи, товары, продукты становились всё дороже и дороже. На разнице в ценах кто-то зарабатывает себе немалые капиталы и в итоге влияет на расстановку сил в обществе.
…Здесь я показываю лишь тщету моих попыток разобраться в происходящем. Сошлюсь на штормовой
Мы всё ближе и ближе подходим к Португалии, притянутой неумолимой рукой евроинтеграторов в Общий рынок. До этого она была небогатой страной. Но и сейчас богаче не стала.
08.05.1993. Biscay bay (день)
Пока мы
Из этого ряда явно выбиваются французы (об итальянцах и испанцах я уж не говорю, а о греках тем более). Они, как и все нормальные люди, зашторивают свои окна по вечерам (в отличии от многих скандинавов и голландцев) и переходят улицы на красный сигнал светофора, если это не угрожает их жизни. У французов нет той роботоподобности, которая явно или менее явно проявляется у большей части североевропейцев.
Как-то один бывший партийный функционер советского разлива, ещё в свою партийную бытность, выразил крамольное для того времени мнение, что, дескать, французская демократия самая демократичная в мире. А кто-кто, но наши партфункционеры понимали толк в чужих демократиях. В своей, правда, не могли разобраться. И всё это они связывали с влиянием Великой французской революции и её последствиями. В итоге французская демократичность захлебнулась в потоке мигрантов со всего света, а особенно из Африки и стран Ближнего Востока.
Вернёмся к сравнениям. Посмотрите, к примеру, как работает шведский докер и французский докер. Швед обязательно будет запакован в фирменную робу, на голове каска, на ушах звукоизолирующие наушники, все движения строго регламентированы, будто работа происходит по заранее вложенной в него программе: монотонно, чётко, но скучно. Француз в этом плане – свободный художник: вместо робы джинсы и клетчатая рубашка, вместо каски берет или кепка, и работа для него не обязанность, а как бы дружеская помощь между двумя кружками пива. И обедают они по-разному. Швед бредёт в портовую столовую за комплексным обедом, а француз раскладывается тут же на причале на сваленных штабелем паллетах: откупоривает бутылку сухого столового вина, распределяет по газете сыр, хлеб, маслины, вяленое мясо и начинает всё это с аппетитом уминать. Не подумайте только, что этот швед и этот француз работают вместе. Шведа я подсмотрел в Линчёпинге, а француза в Нанте.
10.05.1993. Атлантика, на подходах к Lisboa
На нашем корабле ощущается катастрофическая незаполненность досуга. Наш экипаж – это всего 10 человек: три штурмана (вместе с капитаном), три механика, три матроса (вместе с боцманом и радистом), и один кок. Кроме кока, все стоят четырёхчасовую вахту с восьмичасовым промежутком до следующей вахты, т. е. система «четыре через восемь», годами устоявшаяся на флоте.
Поскольку единичные книги и журналы, оказавшиеся по случаю на судне, все перечитаны, а занять себя чем-то другим не хватает фантазии и энтузиазма, то свободный от вахт народ собирается в каюте второго механика и, прокуривая сигарету за сигаретой, режется в подкидного дурака. Причём новая, почти не играная колода карт, оставленная прежним экипажем, через полтора месяца интенсивных боёв превратилась в некие лохмотья, но продолжала служить любителям азартных игр верой и правдой. Если вера и правда употребимы к этому случаю.
Прелюдия игры обычно происходит в столовой команды: отужинав, потенциальные игроки высиживают ритуальную паузу, ковыряют зубочистками в зубах, многозначительно переглядываются и вдруг кто-нибудь громогласно провозглашает: «К барьеру!!!» Все, как по команде, встают и идут в каюту второго механика. Боцман всегда первым тасует карты, это традиционно его прерогатива. Когда карты розданы, начинается ожесточённая баталия, направленная исключительно на то, чтобы именно боцман остался в дураках, что обычно и происходит ко всеобщему удовольствию. В очень редких случаях боцману всё-таки удаётся уйти от поражения, но это воспринимается всеми, как недоразумение. При этом одни выражают свою досаду демонстративным молчанием со спорадическим потряхиванием в бок головы, другие цокают языком, третьи своё «красноречивое» грудное мычание заканчивают коротким или длинным «да», а кто-то тихо насвистывает «Чижика-пыжика».
Но сама игра никогда молча не проходила, каждое действие проговаривалось и каждая, вброшенная в игру карта обзывалась на местном, выработанном в процессе игры жаргоне. Комментарий был обязательным. В этом, по-моему, и состоял основной смак игры. Привожу здесь названия карт, которыми пользовались наши картёжники: тройка – трюльник (трёшка), четвёрка – четрик, пятёрка – пятка (петрик), шестёрка – шёстка, семёрка – сёмка, восьмёрка – оська, девятка – девка, десятка – чирик, валет – валетка (валька, вальтец), дама – дамка (дамик), король – Кирилл (кирла, кирюха), туз – тузяка (тузка, тузец).