Ники пришла поработать, чтобы после обеда я смог съездить в Эдинбург посмотреть частную коллекцию книг.

Мы не смогли найти книгу о средневековом готическом искусстве, которую Ники зарегистрировала в отделе с книгами об Индии.

После обеда пришла съемочная группа, и мы сняли часть документального фильма, в котором участвует Иши. В магазине с утра было тихо, как на похоронах, до тех пор, пока не начались сьемки. Тут стали заходить покупатели, начали задавать вопросы и запинаться за провода. Один высокий пожилой мужчина в помятом черном костюме оказался особенно назойливым, а потом пристроился возле камина. Когда я проходил мимо него, чтобы поставить книгу на полку в отдел поэзии, заметил, что он вынул свою вставную челюсть и положил ее на автобиографию Тони Блэра, оставленную лежать на столе. Пока шли съемки, заметил, как Ники роется в коробке, которую я припас, чтобы отвезти на переработку в Глазго. Вдруг у нас начался диалог о смерти. Ники: «Если я умру до Страшного суда, мой приятель Джордж сделает мне гроб из старой палеты, положит меня в машину и отвезет куда-нибудь в лес». Я сказал ей, что предпочел бы церемонию с погребальной ладьей, как у викингов, на что она ответила: «Ничего не получится. Если хочешь что-нибудь подобное, то тогда лучше устрой цыганские похороны. Сделаешь себе караван и потом его подожжешь. Ах нет, ты же будешь уже мертвый. Придется тебе заранее кого-то просить, чтобы он тебя поджег».

Когда пожилой человек в мятом костюме подошел к кассе расплатиться за «Идиота» Достоевского, я тихонько сказал ему, что у него расстегнулась молния на брюках. Он опустил глаза – как будто искал подтверждение моим словам – и сказал: «Мертвая птица из гнезда не выпадет» – и так и пошел из магазина с широко расстегнутой молнией.

В четыре часа зашел мистер Дикон, заказать книгу «Принцы в Тауэре» (Princes in the Tower) Элисон Уэйр. Гипс с руки исчез. Наш разговор, как всегда, был короток и по делу, пока я вдруг не раскашлялся, когда он собирался уходить. Он сказал: «Сочувствую вам. Я тоже болен». В порыве любопытства я неожиданно спросил о его болезни, на что он ответил: «Альцгеймер. Стал постоянно забывать слова». После этого довольно печального откровения мы с ним впервые поговорили о его жизни, если не считать того дня, когда он представил своих молодых спутниц как своих дочерей. Он работал адвокатом, и неспособность найти нужное слово приводит его в отчаяние.

В 16:30 поехал в Эдинбург. Закрывая дверь, повернулся и увидел, как Ники опять приклеивает скотчем к полке очередную самодельную табличку. Похоже, «Романы о домашнем фронте» возвращаются, хотя я их и не ждал.