В салоне меня приняли с почестями, вполне адекватными сумме, которую я собралась там оставить. Девушка на ресепшн выглядела счастливой.
Мастер долго выбирала со мной оттенки, красила, стригла и параллельно поила чаем. В общем, я расслабилась и решила, что пусть у нас тут снег, дождь и протекающие крыши, зато сервис местами на высоком уровне, потому как окно в Европу все-таки было прорублено раз и навсегда. Иногда из него дует, но в целом все не так и плохо. Девяностые, с их стремительной приватизацией и немалыми жертвами, прошли не напрасно, и теперь за некоторую сумму с тобой будут разговаривать как с родной, и ты в отношениях с обслуживающим персоналом выступаешь не просителем, а нормальным человеком — прежде всего, с правами и лишь потом с обязанностями. Рано я радовалась.
В общем, провозились со мной чуть дольше, чем я предполагала. К Эрмитажу я уже продвигалась бегом, хотя бегом это назвать трудно — по Дворцовой площади, покрытой брусчаткой, под мокрым снегом не разбежишься — под ногами скользкая грязь.
И вдруг неподалеку увидела лошадей, которые катают туристов. Несчастные животные стояли, переминаясь с ноги на ногу. Мокрые, продрогшие, понурые…
Но еще больше я пожалела людей, которые стояли у входа в Эрмитаж. Часы показывали четыре пополудни. Воскресенье, школьные каникулы, но продавать билеты уже прекратили, даже на временные выставки. До закрытия музея оставался час. Школьники, не знавшие правил музея, стояли у входа обреченно. Иностранцы пытались выяснить, в чем дело, и натыкались на суровые лица обслуживающего персонала. Я тоже постаралась объяснить, что хотела бы посетить выставку и сорок минут мне для этого хватит, но столкнулась с ледяным молчанием администраторов. Не хотели они со мной вести какие бы то ни было беседы.
Напомню, цена на билет в Эрмитаж варьируется от 300 рублей до 17,95 долларов при заказе через Интернет. Не хочу сказать, что оно того не стоит — стоит, конечно. Но что-то не припомню, чтобы из бесплатных музеев Вашингтона (повторяю, бесплатных!) меня выгоняли в четыре часа дня. Причем довольно бесцеремонно, без улыбок, извинений и приглашений зайти в другой раз. Не было такого.
Само собой, один из крупнейших и прекраснейших музеев мира и салон красоты есть две вещи не сравнимые. Тем не менее, в это воскресенье сравнение напрашивалось само собой. И было оно не в пользу музея.
Пока палитра нашей жизни серого цвета на провокационный вопрос в ЖЖ галериста Марата Гельмана «За что вы не любите Россию?» ответов будет тьма. От «За серость, жадность и лень, а вы за что?» до «А за что ее любить? В России все сделано не для жизни человека, а для практики естественного отбора…». Ребята, признаем: у нас во многих регионах плохой климат. У нас непростой менталитет. У нас тяжелое историческое наследие. Всё так. Но если мы и дальше будем не любить друг друга, а временами ненавидеть, жить нам станет еще тяжелее. Может, лучше попробовать жить по-другому? Улыбаться встречным, разговаривать вежливо даже с незнакомцами, думать о посетителях, клиентах, коллегах и друзьях. Заботиться о чистоте и приветливости своего дома, своей улицы, своего города. В общем, жить, как нормальные люди.
Вы не замечали — в последние несколько лет об эмиграции заговорили те, кто раньше никуда не собирался, а на вопрос о патриотизме начинали бить себя в грудь. Вот моя подруга, к которой я, желая исправить настроение, направилась прямо с Дворцовой. Она половину времени проводит в Европе — такая у нее работа. Но недавно призналась, что всякий раз ей стало все безрадостнее возвращаться из Рима или Парижа в Петербург. Потому что к хорошему привыкают быстро, а к плохому — никогда.
Мы с ней немножко выпили и пришли к каким-то выводам. Голодные годы давно позади. Колбасы у всех достаточно, захотелось большего — уважения, например. Уважения к тебе просто потому, что ты есть, работаешь, исправно платишь налоги, никого не обижаешь и даже ходишь на выборы. Захотелось чистоты, красоты, порядка, улыбок. И — на тебе: аномальная зима и пыльная весна с аномальным неуважением и хамством в придачу. И что теперь делать с любовью к Эрмитажу и Дворцовой площади?
2011
Фото Галины Зерниной
Буржуазные дети советских родителей
Мы раздражаем наших детей. Многим, если не всем. Надеюсь, что они нас все же любят, но в любви этой иногда проскальзывает что-то снисходительное.
— Мне не нравится твой свитер, — сказал мне сын, критически оглядывая меня за столиком кафе.
Свитер как свитер, он мне идет, вроде бы. Но, похоже, сыну во мне многое не нравится, не только свитер, а кое-что у них вообще вызывает аллергию.
Едва повзрослев, наши дети начинают с неизбежностью одноименно заряженных зарядов отталкиваться от нас… Почему-то их особенно раздражают не преподаватели в институтах или взрослые коллеги по работе, а именно родители — они далеки от идеала, неправильно живут, одеваются, говорят и даже неправильно мыслят.
Все это мы, конечно, тоже проходили, нас тоже многое раздражало в наших «предках». Чего там, вечная история «отцов и детей»… Но в нашем случае это было в большей степени оправданно исторически — мы с родителями росли, взрослели практически в разных странах, впитали разные идеологические постулаты. В моих маме и бабушке, например, был неистребим дух коллективизма, они не понимали, что значит право на частную жизнь, плохо ориентировались в западных реалиях и никогда не пользовались кредитной картой, а за границу мама выехала только в старости. На детский вопрос «откуда берутся дети?» обе когда-то краснели и отмахивались. Мой отец в ранней юности прошел сталинские лагеря, его мироощущение было навсегда сформировано тем страшным временем, о котором он почти никогда не вспоминал, а я узнала об этой детали его биографии только в юности…
В общем, дистанция между ними и мной была гораздо больше, чем между мной и моим сыном, ныне молодым специалистом в области PR. Так мне казалось. Но, видимо, я была неправа.
Я всегда старалась уважать право сына на свое мнение, на свою жизнь, не давила авторитетом, не призывала быть как все. Но меня это не спасло: когда сын вырос, он критически оглядел меня с ног до головы и, судя по всему, остался не слишком доволен увиденным.