— Давай, — прошептала я.
Гаррисон молча кивнул, потом тихонько выдохнул, и я ощутила, как его ладонь сжалась, а затем лезвия с характерным щелчком перекусили провода.
Это напоминало конец повторяющегося кошмара. Прошла одна секунда, за ней вторая, а я все ждала, когда кошмар вернется, но этого не произошло.
Гаррисон вытащил руку из-под жилета, и я услышала, как кусачки выскользнули и упали на пол. Он обнял меня, и мы дышали в унисон.
— Спасибо, — прошептала я в его поврежденное ухо, но он меня не слышал.
Руки Гаррисона начали слабеть, и он свалился в обморок прямо в моих объятиях. Я услышала сирены первой полицейской машины, выскочившей из-за угла и несущейся к моему дому. Открыла глаза и посмотрела на размытый свет, пробивавшийся сквозь окна на кухне, где лежали раненый Чавес и погибший при исполнении молоденький офицер.
Все кончено. Моя дочь спасена. А в нескольких милях к югу, в самом центре Пасадены, по бульвару Колорадо неспешно двигались колонны парада, как все эти сто пятнадцать лет. Двести миллионов зрителей по всему миру смотрят на удивительное зрелище по теле- визору, счастливые и защищенные, и удивляются, какой же фантазией надо обладать, чтобы создавать такую красоту.
— Они и не знают, — прошептала я.
27
— Скажите мне, что вы видите, — ворковал доктор, снимая повязку с моих глаз.
Прошла неделя с тех пор, как Габриель погрузил меня во тьму. Доктор заверил, что глаза — самый быстро заживающий орган в нашем теле. «Чудо природы», — сказал он. Но он не мог вылечить мои глаза от того, что им довелось видеть. Будет ли мой мир когда-нибудь таким, как раньше, после того, как по нему прошелся Габриель? Он украл мою дочь. Играл со мной, как кошка играет с мышкой, катая ее по гостиной. Убил семь человек. Чуть было не отправил на тот свет Трэйвера, Гаррисона и Чавеса. А потом я его упустила. Освободила его, чтобы вернуть Лэйси. Дала ему уйти. Самый страшный кошмар любого копа.
«Ты же приставила пистолет к его голове».
Этот голос нашептывал мне на ухо по ночам, когда я лежала, слепая, в своей постели. Я могла бы положить конец его злодеяниям, но не сделала этого. Возможно, я недостаточно сильная, а может, я просто недостаточно хороший коп. А может, та часть меня, которая отказалась нажать на курок, когда Габриель дал мне шанс, — единственная, которую он не тронул. Это укромный уголок души, где любовь живет вне повседневности и вне боли, которой награждает нас жизнь. И эта часть меня так любит Лэйси, что отдала бы что угодно за ее жизнь. Даже свободу Габриеля.
Это его подарок мне. Я увижу, как моя девочка превратится в женщину. У меня будет возможность исправить все ошибки, которые я допустила за первые семнадцать лет ее жизни. Я стану лучше. Но в обмен на этот подарок в моем сердце всегда будет тлеть уголек осознания — куда бы Габриель ни уехал, до кого бы ни дотронулся, кого бы ни мучил, он делает это потому, что я так выбрала.
Что же случилось с Габриелем?
Я знаю точно, что он уехал от моего дома на машине убитого офицера Бейкера и припарковал ее в трех кварталах от бульвара Колорадо. По словам одного из свидетелей, Габриель смотрел на парад, махал рукой и делал снимки. Потом его видели в аэропорту Лонг-Бич. Но ни одно из свидетельских показаний не подтвердилось на сто процентов. Габриель просто как в воду канул.
Во французском консульстве нам ответили, что среди подданных Франции, въехавших в Штаты, нет ни одного, соответствующего описанию. Ни паспорта, ни визы, ни разрешения на работу, ничего. Частичные отпечатки пальцев, которые имелись у нас, не соответствовали ни одному из образцов ФБР и правоохранительных органов всех штатов. Мы изучили списки выпускников всех школ в стране. Аресты, армейские протоколы, свидетельства о рождении и даже лицензии на рыбную ловлю. Короче, мы подняли все возможные документы, но, увы, это не привело нас никуда.
Габриель, как он и написал в дневнике, был мальчиком на школьной фотографии, чье лицо и имя все всегда забывают. Но пока он дышит, я не успокоюсь. Каждый раз, когда звонит телефон с сообщением об очередном трупе, я буду думать, уж не Габриель ли приложил руку. Каждый раз, узнав знакомый запах одеколона в толпе, я буду оборачиваться. Каждый раз, слыша плач родных жертвы, я буду вспоминать.
Я всегда буду искать Габриеля. Всегда буду чувствовать, что он наблюдает за мной, ждет подходящего случая, чтобы прошептать мне на ухо одно-единственное ужасное слово.
Скажите мне, что вы видите? Но вам не захочется видеть то, что вижу я.