Они двинулись дальше, а я, даже не поблагодарив добрых грузчиков, пошел в нужную сторону.

Пропустить гримерку Высоцкого действительно оказалось невозможно. Дверь в неё была раскрыта настежь, а внутри стоял гомон, который могла издавать только целая толпа. Я подошел поближе и заглянул внутрь.

Реальность оказалась чуть скромнее. В крошечной комнатке было четыре стола с зеркалами, на каждом был разбросан грим – какие-то палетки, баночки и тюбики, на паре столов стояли головы-болваны в париках. Смехов – его я опознал даже со спины – снимал грим, а Высоцкий прямо в образе Гамлета развалился на своем стуле и о чем-то разговаривал с двумя коллегами, одетыми в сценические костюмы. Их лица мне ничего не говорили. Беседовали они громко, особенно старался Высоцкий, но суть спора я не уловил. Мой взгляд сразу же оказался прикован к прекрасной незнакомке – правда, я быстро понял причину гаденького смеха тех рабочих.

Девушка стояла за стулом, на котором сидел Высоцкий, и по-хозяйски положила на его плечи свои руки с наманикюренными ногтями. Она делала вид, что внимательно слушает говоривших, но мне хватило пары мгновений, чтобы понять – слышит она только Высоцкого и смеется только его репликам. Это был настоящий облом – зато я с облегчением почувствовал, как влюбленность быстро уходит из моего сердца.

– Товарищ, вы к кому?

Хриплый голос заставил меня перевести взгляд на настоящего хозяина этой комнаты. Высоцкий смотрел на меня без эмоций – возможно, он ещё не отошел от удачного спектакля и был добродушен. А вот его собеседники и та девушка по имени Татьяна – даже Смехов обернулся – глянули в мою сторону откровенно враждебно – мол, кто ты такой, чтобы отвлекать Высоцкого от нас? Но откровенно грубить они не стали.

– К вам, Владимир Семенович, – любезным голосом ответил я. – Хотел выразить впечатление спектаклем – ни разу не видел, что с помощью одного лишь занавеса можно представить всё, что придумал Шекспир, от покоев средневекового замка до разверстой пасти свежей могилы... Это очень впечатляет, честно, – я прижал руки к груди. – И ваша игра, конечно, – это нечто! От самого начала, когда вы молча сидите у сцены, не обращая внимания на зрителей, и до финала, этого условного поединка с Лаэртом с разных концов сцены... Я в восхищении!

Высоцкий заметно успокоился. Ну да, всего лишь ещё один поклонник, который пришел выразить свои чувства к звезде. Возможно, ему было бы приятней, будь на моем месте симпатичная девица – например, та же Нина, – но и мужчина средних лет вполне подходит для данной роли, тем более прилично одетый.

– Это всё решения нашего режиссера, – скромно сказал он. – Юрий Петрович – вот настоящий гений, без него мы не смогли бы так выразительно сыграть...

– Но и режиссер ничего не может без понимающих актеров! – воскликнул я. – И именно вы, – я обвел широким жестом всех присутствующих в гримерке, – делаете задуманный им спектакль таким, что зрители выходят с него ошарашенными!

Тут приободрились и остальные – видимо, на их долю похвала от зрителей выпадала нечасто. Впрочем, это было заметно ещё при выходах на бис – цветы в основном доставались Высоцкому и Демидовой, а остальным – сущие крохи. Часть этого цветочного богатства сейчас присутствовала и в этом кабинете, издавая очень сильный аромат.

Бог знает, зачем я продолжал нести в актерские массы эти панегирики, которые совершенно не передавали мои впечатления от спектакля. Лучшие слова, которые я мог подобрать для описания того действа, которым наслаждался почти три часа с перерывом на антракт – бедненько, но чистенько. Всё остальное я говорил, основательно кривя душой. Но слушателям мои речи явно были по душе.

– Спасибо, – улыбнулся Высоцкий. – Вы впервые в нашем театре?

– Нет, был уже, пару лет назад смотрел «Антимиры», – вспомнил я опыт «моего» Орехова и пожаловался: – К вам очень сложно достать билеты...

– Ну а что ты хочешь – лучший театр Москвы! – вмешался незнакомый актер, который во время моего вторжения беседовал с Высоцким.

– Да какое Москвы – Союза! – поддержал его Смехов.

– О чем спорим? – раздался за моей спиной ещё один знакомый голос.

Золотухин. Его я узнал сразу, хотя Бумбарашем этот актер ещё не стал, а в спектакле был занят, как и девушка Таня, на вторых ролях. Я повернулся и вежливо сказал.

– Здравствуйте, Валерий Сергеевич. [3]

До этого он смотрел мимо меня – на Высоцкого, разумеется. Но теперь уставился прямо в мои глаза. Подумал, и тоже вежливо сказал: